Мой голос стих, я протянула ему букет, но он не забирал его, с непониманием и болью взирая на меня. Его боль сдавливала мне грудь, и наполняла отчаяньем.
— Но почему?..
— Я не могу… — Слезинки скатились из моих глаз. — Я не могу быть такой, не могу принять тебя полностью. Прости… Я не смогу жить в постоянном напряжении, угадывая твоё настроение, не понимая тебя, подстраиваясь и боясь сказать лишнего слова перед тобой. Прости.
Букет он так и не взял, так что я просто уронила его рядом с ним и не оглядываясь пошла в дом, там я закрыла дверь и прислонилась к ней спиной. Слезы продолжали стекать по моему лицу.
— Ты отказала ему, — спокойно резюмировала Кирина, оказавшаяся в коридоре, я кивнула, всё также глядя в пол. — Ты уверена, что поступила правильно? У тебя на лбу написано, что ты в него влюблена.
Я сглотнула, вытирая щеки, но всё же сделала над собой усилие, чтобы посмотреть прямо на бабушку:
— Уверена.
— Он был бы хорошим мужем тебе. Не при приплетай чувства в подобные решения, это не рационально.
— Это не так… — Я оторвалась от двери. — Он был бы не тем, кто мне нужен. С ним я мучалась бы от боли и вины за то, что сама допустила всё это.
Я прошла мимо нее наверх к лестнице, напоследок услышав слова Кирины:
— Что ж… действительно. Видимо, я не все знаю о рациональных решениях.
Там трясущимися руками я собрала чемодан и словно в тумане ехала всю дорогу, заставляя себя почти силой не плакать.
Пока я ехала я все думала, правильно ли я поступила, что отказала ему. Может быть он тот самый мой наречённый. И понимала, что не могла не отказать ему. То, что он предлагал — мне было не нужно, а то, что просил — не могла дать. Я не хотела стать этаким любимцем, который только подчиняется, заглядывает в рот мужу и со всем соглашается. Эта явно была не та роль, которая мне нужна. Со мной случилось даже озарение. Всё это время я отрицала саму идею замужества, потому что вокруг я видела женщин с потухшими глазами, для которых семья стала тюрьмой, даже если они смирились с тюрьмой, то от этого суть не изменится. А ещё я видела таких, как бабушка, не дававших себя поглотить, задавить. И очень мало видела искренне счастливых семей, больше всего в деревне ло-укков, но там и традиции на их стороне, и уклад жизни другой. Так что, на самом деле я хочу замуж, просто на своих условиях: ни как подчинённая, ни как раба, ни как домашнее животное, пусть даже любимое, изнеженное, но безмолвное, а как равная. Правда, вот смех, либо я родилась ещё слишком рано для подобного, либо была сама сумасшедшей, что считала так, и что так хотела этого. Добиться такого в современных реалиях почти невозможно. Да кому скажи, меня засмеют. Но только так я согласна стать женой, опорой, поддержкой, тихой гаванью и всем остальным.
А Эвиан… даже если я соглашусь… подчинение из страха или из нужды — это рабство. Я готова слушаться мужа, подчиняться ему и даже в рот заглядывать. Боги видят, я не против этого! Только вот… корни послушания жены должны идти не страха, а из уважения. Уважаю ли я Эвиана настолько, что готова закрыть на все глаза и идти, идти, идти за ним, вверяя свою жизнь и жизнь тех, кто придут в нашу семью — наших детей. Доверяя слепо, безотказно. Мой ответ: нет. Слишком много в нем «но», «если» и прочих недомолвок. Я мало его знаю и не доверяю ему до конца, даже несмотря на свои чувства. Но в то же время я люблю его, может так, что мои чувства перемелют все это? И потом со временем придут и понимание его, и уважение, и принятие его недостатков? Однако это такая опасная игра, потом что также можно спросить: а если нет? Если я ошибаюсь? Если все это просто уничтожит наши чувства, сотрёт всё добро между нами, и мы возненавидим друг друга, превращая в ад то, что должно быть раем. Да, мата Таренна говорила, что любовь рождается позже, но она не может родится с нуля, да и как мне хотелось бы просто выйти замуж по любви. Да и ещё не просто так, а именно за того самого, как в книжках. Я запуталась, мысли рвут голову на части, а потому бежать, бежать, бежать. Бежать туда, где я смогу выдохнуть. В деревне я распахнула дом маты Таренны и зашла внутрь, та оглядела меня с ног до головы.
— Девочка моя…
— Мама… — чемодан упал на пол и я, не разуваясь, кинулась к ней в объятия. И там, уткнувшись лицом ей в грудь, уже разревелась, как маленькая. Я была дома, я была в безопасности.