Аромат обмана

— Пойдем, — сказала она, и он кивнул. Не выпуская руки Евгении из своей, повел к выходу.

Он вез ее в машине, то и дело бросая на нее взгляды. Если бы можно было не смотреть на шоссе…

— Ты надолго? — спросил он. Как бы ему хотелось, чтобы она ответила: навсегда…

— Нет, — сказал она. — Я по срочному делу.

Он кивнул, не желая дальше огорчать себя ее ответами. Он украдкой смотрел на ее лицо, когда вез по набережной Линдоса. Отсюда виден пляж. Помнит ли она светлый мелкий песок, волны, которые накрывали их, крик чаек? Он увидел по ее лицу — она все помнит.

Костас привез ее в дом Марии. Тетки не было, он проводил Евгению в ее комнату, а сам не мог найти себе места. Пошел в кабинет, включил компьютер и только сейчас вспомнил, что давным-давно не проверял почту.

Он открыл и первое, что увидел — фотография. На ней Евгения и неизвестный мужчина сидели на берегу пруда в нежной позе. Она положила голову ему на плечо, а его голова клонилась к ее локонам… Кстати, локонов у нее уже нет, значит, карточка не такая свежая, пытался он успокоить сильно бьющееся сердце. Но сама поза яснее ясного указывала: эти двое хорошо знакомы и нежны друг с другом…

Он лег в постель, но не спал — думал. И наконец решил, что Евгения имеет право встречаться с кем хочет, когда хочет. Он ей никто. И сейчас она прилетела сюда не к нему. Она сказала — к Марии, по делу.

Костас медленно закрыл глаза, обещая себе, что заснет, как человек, все точно объяснивший самому себе.

Внезапно он услышал топот ног, голоса, шум и крики.

Он вскочил с постели, набросил на себя халат, выбежал на балкон. У входа в дом стоял реанимобиль.

«Евгения?» — ударила мысль. Но тут же пропала — он увидел, как она в красном махровом халате бежит следом за санитарами.

Тетка Мария!

Костас сбросил халат, натянул шорты, просунул руки в рукава рубашки, застегивая ее на ходу. Ночная прохлада заставляла ежиться. Он бежал через дворик, туда же, куда и все.

— У Марии инфаркт, — крикнула Евгения с отчаянием, глаза ее были полны слез. — Она в коме.

Он обнял ее, она прижалась к нему и заплакала. Рыдания сотрясали тело, он все теснее прижимал ее к себе. На секунду мелькнула мысль: как хорошо, что она плачет. Но, вспомнив о причине слез, немедленно прогнал эту мысль. Костас подвел ее к дивану в холле, усадил, опустился рядом.

Они смотрели друг на друга. Без слов понимали то, что не решались сказать вслух — прозвучало бы банально. Они внезапно осознали: вечности нет, твой час может пробить в любую секунду. Поэтому надо простить друг друга, если они по-прежнему друг другу нужны, отбросить полудетские принципы, принятые на себя неопытными, незрелыми душами.

— Ты приехала по делу, — наконец сказал Костас. — Значит, его нужно сделать.

— Да, — подтвердила Евгения. — Я приехала к Марии. Но теперь… Мне надо дальше, в Испанию. Костя, у меня осталось два дня. Если я не успею, мы с мамой погибли…

Костя встал:

— Я свяжусь с сыновьями Марии, обзвоню родственников. Ты сообщи своей маме, а утром мы все решим.

Он обнял ее и повел в комнату. Он помог ей снять халат, под которым надета длинная шелковая ночная рубашка. Костя уложил ее в постель и укрыл одеялом.

— Костя… Ты придешь… еще? — тихо спросила она.

Он почувствовал удар, но не в сердце. Это был удар такой силы, от которого он едва устоял на ногах.

— Ты… — он хотел спросить: «хочешь, чтобы я пришел»?

Но он не спросил — ответ читался в ее огромных серых глазах.

— Я поняла, как быстро уходит время… — прошептала она.

Он колебался. Уйти сейчас и прийти после? Но он снова может что-то упустить, не понять, а значит — потерять. В конце концов, то, что она сейчас хочет, — доказательство ее любви, несмотря ни на что.

Костя подошел к двери на ногах-котурнах. На самом деле он чувствовал себя каким-то маскарадным героем — какие-то длинные деревянные ноги…

Он запер дверь изнутри. Возвращаясь к ней, сбросил рубашку, шорты. Он взглянул на себя и едва удержался от улыбки. Вспомнил тетку Марию и ее рассказ о нудисте на пляже.

Евгения смотрела, как он идет к ней. Она медленно снимала ночную рубашку. И встала перед ним, нагая.

Сердце зашлось, его охватило пламя. Венера Морская. Белоснежно-мраморная, но живая и теплая!..

— Ты теплая, Венера Морская, — прошептал он…

Дальше он ничего не помнил, только вкус губ, горячих и сладких, только вздохи, и — полный провал в бездонную пустоту.

Наверное, думал он потом, счастье — это и есть бездонность, сколько ни падай — не ушибешься…

Евгения смотрела на него, когда он лежал. Капли пота стекали ей на грудь. Она водила пальцем, соединяя капли друг с другом.

— Дождь, — улыбнулась она. — Помнишь, как тогда? Ведь был дождь…

Он с трудом разлепил глаза. Помнит ли он дождь, который лил на даче? Конечно, он помнил.

— С тех пор затяжной дождь мне всегда напоминает о тебе… — прошептала она.

Утром Костя проснулся рано и сразу позвонил в клинику.

— Марии больше нет, — тихо сказал он, отвечая на вопрошающий взгляд Евгении.

Она заплакала, позвонила матери.

— Мама приедет на похороны, но в Испанию должна ехать я.