Армагеддон No 3

- Я сейчас с тобою такое себе позволю, морда жидовская! - сверкнув желтыми глазами, повернулся к нему Петрович. Он неестественно длинным пальцем выразительно чикнул себе по серому морщинистому горлу, выставлявшемуся из воротника заношенной рубашки. Еврей отступил, а дьячок истово закрестился.

- Значица так! Раз твоя не понимает, бить буду! - угрожающе произнес татарин. - У нас, знаешь, как говорят, дура? Мулла всегда знает больше простого татарина! А ты даже не татарин! Что ты можешь про места знать, задниса? Раз говорю, там наше место, значица тама! Вонючка! Щас морду твою бить стану! Нам, татарам, все равно, лишь бы крови было побольше!

Петрович неестественно дернулся корпусом при этих оскорбительных словах и вдруг издал горлом тонкий, пронзительный звук. На перрон тут же спустился второй Петрович и стал надвигаться на татарина. Татарин бросил свою котомку в снег и вцепился второму Петровичу в горло. Второй Петрович, не ожидавший молниеносного нападения, взмахнул руками, как крыльями, за его спиной начал расти и набухать силой горб, а первый Петрович бросился своему сменщику на выручку, раздирая когтями на татарине пуховик.

- Лезьте, заднисы! В вагон лезьте, дуры! - захлебываясь кровью, заорал татарин представителям чуждых конфессий. Те, преодолев оцепенение, кинулись цепляться за поручень, отпихивая друг друга.

Поезд начал медленно двигаться. Из здания вокзала к нему выскочил еще более странный мужик с двумя бидонами наперевес. Из-под полушубка у него торчала грязная розовая юбка. Пробегая мимо дерущихся, он успел хорошо приложить первого Петровича бидоном, от чего тот сразу перестал представлять какую-либо опасность для муллы. Закинув бидоны в тамбур, мужик, путаясь в юбке, сноровисто забрался вслед за ними в вагон. Поезд набирал ход.

Второй Петрович с сожалением оставил бесчувственного татарина на залитом кровью перроне, подхватил своего товарища и мощными, звериными скачками стал догонять прицепной вагон...

* * *

- Бидоны подбери, сволочь, - сказал Ямщиков наголо бритому человеку, с трудом тащившему две огромных молочных фляги из тамбура прямо к ним в купе.

Они втроем возвращались из вагона-ресторана. Марина чувствовала, что Седой организовал этот поход из-за нее, чтобы она немного развеялась. Она была ему благодарна. Очень благодарна, конечно, но на душе все равно лежала тяжкая грусть. Ямщиков сидел в ресторане молча. Нет, свистел себе что-то под нос, безучастно глядя в окно. Как Наталья Сергеевна сошла на той станции, название которой Марина сразу же забыла, так и начался у Ямщикова непрерывный свист. А она сейчас почему-то все забывала. И еще почему-то ей было все равно.

В ресторане на нее внезапно накатил аппетит, хотя есть ей с утра совсем не хотелось. Седой искренне радовался, глядя, как она заказывает за куриной поджаркой и шницелем с картофельной соломкой - лимонное желе, а после воздушного пирожного - яйцо под майонезом. Какое-то время ей было очень хорошо сидеть сытой и глядеть на проплывавшие мимо однообразные пейзажи с елками-палками, засыпанными снегом. А потом, в такт движения состава, стала накатывать дурнота. Она сказала Седому, что ей бы надо уже к себе, тот беспрекословно собрался, расплатившись по счету, а Ямщиков досадливо бросил вилку в тарелку, где он целый час ковырял остывший шницель.

В тамбуре они столкнулись с этим бритым человеком с бидонами, в расстегнутом тулупе, надетом поверх розового сатинового сарафана. И Ямщиков еще зачем-то два раза пнул его под зад.

В их купе уже сидели двое. Какой-то дьячок в рясе и вальяжный рыжий еврей в роскошном черном двубортном костюме. По виду еврей он был не простой, а раввин, или еще там кто бывает у евреев. Они уже ничему не удивлялись, поэтому Марина присела на свою полку рядом с раввином, а Ямщиков с Седым стали молча снимать обувь, чтобы забраться на свои места.

- Кто Христа распял? - строго спрашивал дьячок раввина.

- А я вас не спрашиваю, скольких вы христиан распяли и за что! издевательски парировал ему раввин. - Распяли, значит, была к тому необходимость! Наш человек! Хотим, распинаем, хотим... еще чего-нибудь сделаем!

- Вот! Только выводов никаких вы не делаете! - махнул на него рукою дьячок. Чувствовалось, что спорили они без них уже давно, сев, видно, на той станции, которая была полчаса назад. - Вон, сколько вашего брата в войну пожгли и потравили, а вы...

- Что? - вскинулся на него рыжими кудряшками раввин.

- В гордыне упорствуете, вот что! - выкрикнул ему дьячок несколько поспешно.

- И правильно делают! - вдруг вставил словечко кришнаит, устраивая бидоны между ног, затянутых сатиновым балахоном.

- А ты бы вообще молчал! - сказал ему раввин зло. - Лезет еще чего-то! У нас спор религиозный, а у тебя вообще религии нет, мерзкий язычник! Без яиц они пончики жрут! Колобок на сметане мешен!

- И, в самом деле, помолчали бы, товарищ! Русский мужик, а на кого похож-то стал? Безобразие! Сметану таскают бидонами! - осуждающе сказал дьячок соплеменнику, взглядом обращаясь за поддержкой к забиравшимся на верхние полки Ямщикову и Седому.