Армагеддон №3

Ежедневно он просыпался под сиплый звук рожка с холодным страхом смерти. Привыкнув по сигналу побудки различать дежурную ротную команду, он сосредоточенно соображал, насколько трудным сложится будущий день. Страх колотил всех рекрутов вокруг него. Они с жадностью приглядывались к пожилому бригадиру, к вахмистру с ранней сединой на висках… Но рядовые драгуны были немногим старше большинства новобранцев.

Полк Мэтр-де-Кан Женераль, куда попал Флик, стоял в общей цепи из одиннадцати полков, расположившихся по всему атлантическому побережью на случай неожиданного десанта англичан. В оцепление полк встал после ожесточенного сражения при Фонтенуа, где вместе с полками Королевским и Бофремон закрывал собой левый фланг. Однако никакого победного кипения вокруг не чувствовалось. Крики вербовщиков на всех рыночных площадях, обилие свободных топчанов в палатках, неумолчный стук обувных молотков у залежей ношенных воловьих ботин с рыжими пятнами крови — красноречиво свидетельствовали, что новому рекрутскому набору придется нелегко.

Стремительно уходило в прошлое славное время драгун, когда во Фландрии перед полками Ноайля и Мориса Саксонского одна за другой капитулировали древние крепости… К моменту, когда Флик попал в полк, бои с участием драгун окончательно превратились в обычную мясорубку, где под корень уничтожалось все новое пополнение. А в пешем строю против регулярной пехоты в первой линии обороны — полки драгун гибли почти поголовно.

Офицеры полка, которым напутствием Королевы предписывалось "первейшей заботой — иметь лучшего портного, известнейшего парфюмера, самое блестящее конское снаряжение, самую лучшую ливрею", прекрасно сознавали, что командуют обычными смертниками, у которых, без изменения самого статуса полков, не остается ни одного шанса. Из-за этого неприятного обстоятельства офицеры предпочитали месяцами не показываться в полку, чтобы как можно реже заглядывать в лица "пушечного мяса". И повсюду, куда не переводили полк на дислокацию, население заранее опасалось пьяных кутежей и повального распутства обреченных на гибель.

Желтое знамя с драконом полоскалось на высоком флагштоке на плацу, где каждое утро новобранцы под началом одного из бригадиров отрабатывали пеший сомкнутый строй. Капитан роты так и не появился в полку за два с лишним месяца жизни Флика "на летних квартирах". Корнет и вахмистр рекрутами вообще не занимались, они закупали фураж и готовили к занятиям рекрутов верхом огромных «нормандских» коней. «Норманнов» специально приобретали для драгун чуть ли не под Парижем за 250 ливров.

Флик заранее испытывал к своей будущей лошади что-то вроде тоскливой зависти, понимая, что его жизнь стоит куда меньше, чем жизнь прошедшего специальную выучку «норманна». Ночные подсчеты и панический страх смерти сменялись днем другими, тоже невеселыми подсчетами и предположениями. К примеру, о том, сколько же хозяев было до него у его лошади? Да и что это будет за лошадка? Каково ей знакомиться с новым седоком? Впрочем, даже у его красного кюлота явно был не один владелец до него…

Срывая голос, бригадир пытался подготовить будущих драгун на плацу. Ритм жесткой дробью отбивал собственный барабанщик роты, одетый в ливрею Королевы, но вчерашние деревенские парни, наступали друг другу на пятки, заваливаясь то в одну сторону, то в другую. Бригадир сипло выкрикивал команды, отбивая хлыстом ритм барабанной дроби по согнутым спинам новобранцев…

Доставалось и Флику. Как ни странно, удары хлыста потерявшего терпение бригадира моментально выбили в нем то, что мешало жить и днем — страх смерти. Поэтому сложные фигуры изменения строя у Флика сразу стали получаться лучше. Это заметил и бригадир, без устали работавший хлыстом, он сразу перевел худенького рекрута в первую линию.

Но еще оставалась ночь, разрывавшая душу надвое властным притяжением родного дома, где уже чужие люди латали просевшую крышу…

Днем Флик старался примириться с мыслью, что назад дороги ему нет. Только ночью он все-таки не мог прогнать из своих снов крестного. Сны с изматывающими подсчетами каждого ливра, остававшегося на грязной морщинистой ладони крестного, клятвенно обещавшего после выплаты залога мызы выделить долю и Флику, сковывали его днем, мешали втянуться в новую незнакомую жизнь. Днем у Флика от прежней жизни оставались только матушкины носки, которые он прятал за пазухой жюстокора. Только сны не давали раз и навсегда отказаться от всего, с чем он связывал надежды шестнадцать лет своей жизни. Многие рекруты, как и Флик, до утра стонали во сне, загибая пальцы. Как и Флик, многие цеплялись несбыточными надеждами к своей уже ненужной и даже вредной в новой жизни памяти… Короткой, как узкая полоска прибрежной косы.