Армагеддон №3

— Опять это первое купе! — произнес он обреченно. — Что же вы, товарищ, свое купе перепутали опять? Ночью два раза не туда ломились! Что же это, а? И вроде пассажирка-то так себе, никудышная! Вон, в четвертом купе, какие две девушки едут! Веселые, ласковые! Всех на водку приглашают возле туалета! К нефтяникам, видно, едут, в Тюмень! Так пользовались бы случаем! Только попутчики по своим делам отойдут, так вас, блин, ничо ведь не смущает! Человек старый напротив сидит, так вам и он не помеха! Прикройтесь, дамочка! Шаритесь по вагону голая, а потом удивляетесь, что мужики кидаются! Давайте-ка, господа хорошие, расползайтесь по полкам! А ты, дед, куды смотришь?

Марина и сар действительно расползались друг от друга на четвереньках. Сар пятился по коридору задом к пятому купе. В дверях тамбура показался Ямщиков. Он побагровел и с шумом выдохнул воздух. Сразу запахло дешевым табаком.

— Слушай, Гриш! Только не надо этого, а? — встревожено сказал ему Петрович. — Сама ведь телка твоя виновата! Прикажи ты ей одеться, ей-богу! Дрыхнет до одиннадцати, ползает по полу с мужиками тут… Как работать в такой обстановке, Григорий? — спросил Петрович с огорчением на лице, пряча в карман протянутые Ямщиковым деньги.

— Да яйца им всем надо поотрывать! Еще в чужое купе лезут! Извращенцы! — раздался женский вопль из конца вагона. Марина с благодарностью ощутила поддержку вездесущей Серафимы Ивановны и более уверенно посмотрела на Ямщикова, который, услышав тираду старушки, беззвучно выругался и рывком задвинул дверь купе.

— Ты, музик, в самом деле на бабу не злись! Он сам к нам плисол! — вступился за Марину чукча.

— Заткнись! — оборвал его Ямщиков. — Тебя, Флик, на минуту оставить нельзя! И действительно, чо ты голым тут лазишь? Я у тебя эту майку отберу! Придурок какой-то!

— Сам ты дулак, паля! — снисходительно сказал ему сзади чукча. — Ладно, щас уйду от вас. Поглядел на вас, дулаки вы! Камлать надо! А налоду мало! Толговку к вам плислю, песню спою щас, толговка плидет! Купи бабе одеску! Я, когда лисиц класных плодавал, всем бабам своим одёску покупал. Одназды не купил, так моя сталая зена тозе мне, так зе как Колька, плотез зубной сломала! А фиг новые зубы накамлаес! Ты, паля, деньги зля масинисту отдаёс, а бабу не одеваес! В этом он сибко плав, масинист-то!

Марина легла на свою полку, укрывшись одеялом с головою и повернувшись лицом к стенке. Видеть она никого не хотела. Почему-то очень хотелось плакать. И еще хотелось, чтобы Ямщиков признал свою ошибку и попросил бы у нее прощения. Чтобы он долго просил, а она бы его как раз и не простила!

— Санитарная зо-о-она-а! — заорал в коридоре Петрович. — Шестое купе немедленно сдать постель и получить билеты! А то, блин, что не фиг до пяти утра в карты резаться! Вот и посидишь часок-другой одетым!

— Ай-я! Тозе пойду щас! — вдруг тронул ее за плечо старик. — Не скучай тут, молодуска!

— Вали-вали! Не заскучает — раздраженно произнес Ямщиков.

— Ой, паля, какой же ты дулак! Хы-хы! — засмеялся чукча и вышел из купе, тихонько прикрыв за собой дверь.

Почти тут же за ним в купе вошел Седой. В руках у него были переносные судочки с едой из вагона-ресторана.

— Очередь там была, задержался немного… У вас здесь все в порядке? — спросил он с тревогой. Ямщиков и Марина не ответили. Ямщиков уселся на место чукчи и уставился в окно. Марина так и продолжала лежать носом в стенку. Седой истолковал их молчание по-своему, помня по прежним приключениям с кем, собственно, имеет дело.

— Ах ты, кобелюка, Грег! Я тебе мозги вышибу! Что же это ты себе позволяешь! Если Флик сейчас скурвится, мы же ничего не увидим, ничего! Сколько раз говорю, у каждого своя задача! Над ней и надо работать! Если бы ты тогда на него лишнего не навешал, он бы… Как с тобой разговаривать, а? — с отчаянием в голосе сказал Седой Ямщикову.

— А чо я-то? Сразу я! Я вообще покурить вышел! — взвился Ямщиков. — Захожу в вагон, а Флик в майке твоей, без всего… Блин! С командировочного того, давешнего, сползает! Петрович ругается, а они ползут, главное!

— Марина! С тобой все в порядке? — тихо спросил Седой, наклонившись прямо к ее лицу. Она тихо кивнула. Сильнее кивать она не могла: вообще-то приложилась она головой об этого дядечку хорошо, голова побаливала.

— Вот что. Ты свои кобелиные замашки бросаешь немедленно! Я сам знаю, о чем это я! Покурить он вышел! Пока меня нет — сидеть и сторожить Флика. Во-первых, это наш поводырь, мы ничего не увидим без него. А во-вторых, ясно, что начнут с Флика. Ты бы сам с кого начал? Вот то-то же! Еще один прикол к Флику, еще одна подначка и я тебя изуродую! Куда его еще дальше подначивать? Его уже бабой зачем-то сделали! Когда ты начнешь работать над собой? Есть время, работай над собой! — тыкал ножом в сторону Ямщикова Седой, раскладывая хлеб на газетке. — Флик, вставай, кушать надо.

— Да понял я, ладно! Я же не одну ее оставил! Тут чукча сидел… Все ко мне прикалывался, что я ее муж… А какого мне это слышать про Флика? Неловко как-то… — оправдывался Ямщиков, подсаживаясь к столу рядом с нею.