Архив Шамбала

Суровикин тоже хотел встать, но почувствовал какой-то укол сзади и развалился в кресле.

— Я хочу знать все, — обратился Азизов к тому, кто сделал укол.

— Конечно. Когда приедете?

— Зачем? Сделаете записи, я потом посмотрю.

— А его?

— Ну, а с ним попрощаетесь и за меня, — закрыл вопрос Азизов.

26. Подмосковье. Пятница

В руках у Глеба Маслова был пистолет, которым тот пользовался как указкой.

— Сядь! — скомандовал он Гуцулу.

Видя, что хозяин не спешит выполнять распоряжение, гость шагнул вперед и ударил старика левой рукой. Правая со стволом была направлена в сторону Корсакова.

С оружием Глеб управлялся профессионально, и это не радовало. Одолеть вооруженного человека легко только в бесконечных телесериалах, но не в реальной жизни. Как говорится, навыки не пропьешь, тем более что Маслов, судя по всему, держит себя в форме.

Глеб снова ударил Гуцула перед тем, как тот опустился на табурет.

— Я же тебя по-людски просил — отдай бумаги деда, а ты кобенился, — ровным тоном пояснил он и снова ударил — теперь ладонью по лицу, все так же держа Корсакова под прицелом.

Гуцул сидел смирно, не поднимая рук, но в голосе его не замечалось никакого смирения, когда он ответил:

— На кой они тебе? Ты ведь даже не знаешь, что с ними делать?

Маслов возразил все так же ровно:

— Не твое дело, — и добавил: — Ты бумаги отдавай, иначе никто из вас до утра не доживет.

Гуцул вскинул брови вверх:

— Парнишка-то тут при чем? Мы только познакомились, он заплутал, попросился до утра посидеть, до первой электрички.

У Маслова глаза сузились, весь он напрягся:

— Я, между прочим, в дом вошел, пока вы, заговорщики, ссать ходили, и ваш разговор слышал.

— Да какой «разговор»? — Гуцул старался говорить беззаботно. — Это я просто истории из жизни вспоминал, чтобы не уснуть.

Маслов медленно разворачивался всем телом, готовя удар, но Гуцул сидел, как сидел.

— Это ты другому мозги парь, хрен старый, а Корсакова я давно знаю, — сказал Маслов.

— Корсаков? Впервые слышу, — улыбнулся Гуцул.

Пружина, закрученная Масловым, распрямилась, удар пришелся точно в челюсть снизу и несколько сбоку. Гуцул ударился головой о стену и рухнул на пол.

— Вот, довел, дурак старый! Все они, коммунисты, думать не хотят. Консервативное мировосприятие.

Маслов повернулся к Корсакову. Теперь на Игоря смотрели и глаза Глеба, и дуло его пистолета.

— Ну, что делать будем, старый друг? — спросил Маслов.

— Ну, что делать будем, старый друг? — повторил Корсаков.

— Насмотрелся и ерничаешь? — расшифровал его ответ Маслов. — Напрасно. С ним-то все ясно: он мне больше в самом деле не нужен. Я ведь к нему людей присылал, сам у него несколько раз бывал, все объяснил.

— Что объяснил?

Корсаков понимал, что преимущество на стороне Маслова. Ему было интересно понять, как же складывался и затягивался сложный узел, в который теперь почти основной нитью вплетена и его, Игоря Корсакова, жизнь.

Маслов смерил Корсакова взглядом.

— Ты, мой старый друг, чуешь, во что ввязался?

— Начинаю, — признался Игорь.

— Вот что мне в тебе нравится — ты не любишь пыжиться. Не выдавливаешь из себя сверхъинтеллект на зависть другим, — улыбнулся Глеб.

Улыбка, однако, Корсакова не обманывала: Маслов был на грани истерики. Время от времени он смотрел на лежащего Гуцула взглядом сожалеющим. Сожаление это касалось не бедственного положения пожилого человека, а скорее его неуступчивости, по мнению нападавшего — бессмысленной!

Маслов повернулся к Корсакову, пристукнул пистолетом по столу:

— Ну, что, Игорек, делать будем?

«Так, — понял тот. — Началось. Нервы сдают, что очень опасно».

— Глеб, с тобой все в порядке? — попробовал он удержать ситуацию под контролем, осознавая, впрочем, всю бессмысленность попытки. Ну, хоть чуть-чуть…

Маслов тоже все понимал и игру не принял:

— Игорь, не гони дуру. Что ты, как маленький? Сейчас вот с хрычом этим разберусь, и поговорим.

— Ты можешь объяснить, что тебе надо? — продолжал тянуть время Корсаков.

Лицо Глеба напряглось, он снова ударил по столу и выговорил уже откровенно зло:

— Игорь, не зли меня, иначе выстрелю в живот. Смерть долгая, мучения невыносимые, ты мне тогда все расскажешь, но тебе это уже не поможет.

Он все так же держал Корсакова на расстоянии, исключающем атаку.

— Школа у тебя хорошая, — расслабленно заметил Корсаков.

Как ни странно, это сработало:

— Со мной дед занимался каждый день по три-четыре часа.

— Дед — это Маслов? Андрей?

— Ну, а кто еще? Вот ты представь, — Глеб взял в свободную руку табурет и отошел метра на три дальше, оказавшись в углу кухни.

— Вот ты Представь человека, который все свои двадцать девять лет верой и правдой служил государству! Не человеку, не ведомству, а — Государству, в котором родился и жил. Он, этот человек, готов был заниматься чем угодно по заданию этой машины, понимаешь? Чем угодно! Сказали бы ему — стань врачом, стал бы! Полярником — с удовольствием! Дед мне всегда говорил, что мечтал быть учителем в сельской школе, а его направили в НКВД. И он сразу, безоговорочно принял это поручение государства, своей Родины!

Маслов пытливо вглядывался в лицо Корсакова.