Архив Шамбала

Архив «Шамбала» Константин Гурьев

1. Санкт-Петербург. Пятница

Последние метры поезд преодолевал медленно, почти вкрадчиво, но в этом движении ощущалась непоколебимая уверенность, что все произойдет именно так, как следует: состав замрет возле перрона в тот самый момент, когда на табло возникнут цифры «07:55», и на мгновение воцарится величественная пауза.

Все-таки «Красная стрела», она и есть «Красная стрела». Это вам не «Сапсан», поездка на котором напоминала Корсакову секс во время обеденного перерыва: вроде все хорошо, а настоящего удовольствия нет. Есть ощущение суетности, которое потом никуда не денешь. Хотя, конечно, все, что угодно, — за ваши деньги.

Корсаков вспомнил свою первую поездку в Питер: тогда еще, в конце семидесятых, — Ленинград.

Билеты в ту пору были настоящим советским дефицитом. В кассах ему предложили на выбор два варианта — на восемь вечера или на полвторого ночи. Корсаков быстро посчитал: если выезжать в восемь, то в Питер приедешь часов в пять утра. Представив себя выходящим из поезда в мрачное и дождливое питерское утро, Игорь выбрал позднее отправление.

В ожидании Корсаков слонялся по ночному Ленинградскому вокзалу и видел, как к этой самой «Красной стреле» деловито двигались серьезные люди, конечно, едущие по важным делам. Мимо Корсакова прошли тогда знаменитый хоккеист Борис Михайлов, известный киноартист Донатас Банионис и певица Людмила Сенчина. До этого момента каждого из них Корсаков лицезрел только по телику, и «Стрела» казалась ему поездом для избранных.

Ну, вот, теперь среди «избранных» оказался и сам Корсаков. В общем, «Красная стрела» круче «Сапсана».

Он неспешно шествовал к зданию вокзала, когда ему в спину уткнулось что-то твердое, и нарочито хриплый голос посоветовал:

— Руки вверх и без глупостей!

— Шутник, блин, — отказался от игры Корсаков.

— А что, прикольно, — улыбнулся, протягивая руку, Глеб Маслов. — Здорово, Корсаков!

Игорь познакомился с ним недавно, летом, но случай, сведший их, стал своеобразным испытанием.

Корсаков шел тогда по пятам тех, кто хотел довести до конца «заговор Ягоды» — дело, которое началось еще в двадцатые годы, многим не давало покоя до сей поры, о чем и было рассказано в романе Константина Гурьева «Без сроков давности». (Хотя раз уж речь зашла о заговоре, то в нашей истории — это явление почти обыденное).

Ну, в общем, дело вышло напряженным, отчасти рискованным, а в таких случаях характер и суть людей, с которыми сталкиваешься, открываются сразу, без обиняков и домыслов.

С тех пор по малейшему поводу Маслов зазывал его в Питер, и Корсаков понимал, что тому просто хочется узнать о деле, которое их познакомило, больше, чем сообщалось в прессе. Корсаков каждый раз обещал навестить, обещал, но… То одно, то — другое. И вот, когда Глеб снова пригласил, Игорь дал себе слово, что приедет непременно.

В общем, здравствуй, Питер!

— Здорово, Маслов, — ответил Корсаков, пожимая руку в ответ. — Ну, какие планы?

— Планы у нас громадные! Но сначала, раз уж тебе есть чем заняться, встречаемся с Лесей!

— С какой Лесей?

— Здрасьте, — остановился Маслов. — А кто мне звонил, просил?

— Ах вот ты о чем, — понял Корсаков. — Так ты уже нашел?

— Абжаишь, нашальник, — подражая азиатскому произношению, сокрушенно покачал головой Маслов. — Конечно, нашел.

— Ну, молодец, — похвалил Корсаков и сразу же поправился: — Ну, я, конечно, не из-за этого приехал, но ты — молодец!

Дело, вообще-то, в самом деле было маловажным. Просто вчера к Игорю обратился его коллега, Роман Горош-ников.

После того как Корсаков провел два громких расследования, статус его в журналистском сообществе изменился. Во-первых, теперь он стал желанным гостем во многих высоких кабинетах, но пользовался этим очень аккуратно, даже осторожно. Во-вторых, теперь уже Игорь сам выбирал темы, а главный редактор соглашался, зная, что одно только имя Корсакова уже придает публикациям особую привлекательность.

Поэтому Игорь вполне мог появляться в редакции не каждый день, что он, собственно, и делал. Однако его самого тянуло в «родной дом», где царила атмосфера интеллектуального и информационного беспредела. Все знали всё, и на любой вопрос можно было сразу получить самый полный ответ.

В тот день Корсаков пришел в редакцию ближе к полудню, чтобы закончить мелкие делишки, которые всегда накапливаются: вроде ерунда, а висит она где-то в подсознании и точит мозги непрерывно. Все, конечно, не переделаешь, что-нибудь новое сразу набежит, но хоть постараться-то надо.

Встретили его радостно, впрочем, и без фанатизма. Кто-то пожимал руку, а кое-кто просто кивал издалека, мол, вижу — рад — дела. Несколько раз звонили на номер, по которому Корсакова поймать было весьма трудно. В общем, все как обычно.

В комнатку, которую занимал Корсаков, забегали покурить или попить кофе, короче — потрещать. Там постепенно собралась компания, взявшаяся за изучение российского футбола и его шансов в восемнадцатом году. Когда расходились, задержался Роман Горошников.