Архив

— Нет, нет, — воскликнул Янссон. — Понимаю. Интересно. Мне тоже интересно. Я же русский.

— И у вас никого не осталось в России? — робко спросил профессор.

— Возможно, — Янссон пригладил ладонью волосы на затылке, — у дедушки была сестра, тетушка Аделаида. Она жила в Петербурге, имела свое дело. Конфекцион, кажется… Писала письма… У вас не очень хорошо относились, когда писали письма иностранцы, мы это знали. Дедушка искал ее через Красный Крест… Но не нашел.

— Аделаида… Мою соседку зовут Аделаида, — участливо произнес старик Забелин. — Только ей лет пятьдесят, не больше, — его добрая душа бездумным порывом метнулась навстречу заботам малознакомого человека.

Янссон улыбнулся. Этот порыв тронул его своей бескорыстной добротой. Он доверчиво провел ладонью по руке Александра Емельяновича и оглянулся — куда подевалась его покровительница? И долго ли ему так стоять…

— Я сейчас, господин Янссон, — ответила Чемоданова. Она сгребла с полки несколько папок и, шагнув к тележке, передала их подсобнику. «Странный тип», — подумала Чемоданова, касаясь холодных пальцев подсобного рабочего Хомякова Ефима Степановича.

— Женя! — окликнула она Колесникова. — Здесь будешь регистрировать? Или отвезешь в свою берлогу?

Колесников неопределенно кивнул. Он выглядел сейчас испуганным и бледным.

— Евгений Федорович! — Чемоданова вытянула шею и приблизила к нему лицо. — Что с тобой?

Колесников коротко тряхнул головой, прогоняя наваждение. Прозрачные его глаза потемнели.

— Что с тобой? — повторила Чемоданова.

Колесников взял ее под локоть и довольно бесцеремонно потянул в сторону, в щель между двумя громоздкими шкафами.

— Нина, — произнес он горячим шепотом. — Я очень тебя прошу… Узнай у этого человека.

Чемоданова повела глазами в сторону Янссона.

— Да, да… Пожалуйста. Был ли у него в роду… старик… Не знаю, как объяснить. Давно, еще до революции… Дед или прадед, я сейчас не соображу. Генерал от инфантерии… Захороненный в Александро-Невской лавре… Только не сейчас спроси, потом, при случае.

Чемоданова смотрела на Колесникова серьезным взглядом.

— Почему бы тебе самому не спросить?

— Что ты! — На лбу Колесникова даже выступила испарина. — Нет, нет. Только не я… Прошу тебя, Нина. Хорошо? — И, не дожидаясь ответа, он вышел из «будуара», оставив подсобного рабочего Ефима Хомякова в некотором смятении.

Глава третья

Кроме тележки Ефиму Хомякову в наследство перешла и комнатенка на втором этаже, где бывший подсобный рабочий Петр Петрович учредил свою резиденцию. Старое бюро с пузатыми выдвижными ящиками из лопнувшего от времени полисандра хранило много всякой ерунды. Тут и кастрюля без одного ушка, и цветные монтажные провода, ленты, бумага, несколько подстаканников, рваные носки и кальсоны, передержанные лекарства, бутылки из-под водки и пепси-колы и уйма прочей дребедени.

Поначалу Хомяков решил выбросить весь хлам, но передумал. Среди подобного барахла может затеряться любая вещица или документ. А в случае, если их обнаружат, всегда можно будет отбрехаться, не он хозяин свалки, не по адресу подозрения.

Настороженность, а то и страх, что в первое время угнетали Хомякова, постепенно развеялись, и он холодным расчетливым умом проникал в затеянное. Конечно, долго держать «товар» в старом скрипучем бюро дело рискованное. Взбредет кому в голову заглянуть сюда, пришло же в голову Колесникову сунуть нос в забытый всеми сундук. К тому же комнатенка не запирается — крючка нет, не то что замка. Крючок, конечно, он навесит, а с замком повременит, чтобы не вызывать подозрений. Рассохшиеся напольные доски местами образовали довольно широкие щели. Без особых усилий Хомяков приподнял одну, у самой стены. Под доской, в сыром пространстве перекрытий, можно спрятать все что угодно. Хомяков хорошо помнил ту первую диверсию с упрятанными на животе царскими марками. Ох и переволновался он тогда… На посту дежурил милиционер кавказской наружности. Он взглянул на Хомякова круглыми птичьими глазами и поинтересовался, кто такой. Хомяков пояснил.

— Бледный очень. Не больной? — спросил милиционер.

— Бледность не порок, — пошутил Хомяков, приободренный сочувственным тоном дежурного.

Милиционер явно не оценил каламбур нового подсобного рабочего, но улыбнулся, представился Чингизом Мустафаевым и предложил не стесняться, заходить в дежурку чай пить, раз теперь вместе работают. Хомяков поблагодарил, похвалил кота, что вылез из-под стола дежурного. Мустафаев пояснил, что кот общественный, поэтому остатки еды не следует выбрасывать. Кот задрал хвост и с урчанием принялся ластиться к ногам Хомякова. Умилил, стервец. Хомяков хотел было нагнуться, почесать за ушами мурлыку, но вспомнил, что на животе упрятан пакет с марками. И если он наклонится, то пакет, чего доброго, выпадет. Или захрустит на всю дежурку. При этой мысли Хомяков похолодел, резко отпихнул кота в сторону, чем вызвал недовольство дежурного милиционера…