Архив

– Эй, все в порядке, – говорю я и ставлю корзинку с моющими средствами на прилавок, поморщившись, когда от веса сводит раненую руку. Переложив мыло в раковину, я вешаю на локоть пустую корзину.

– Пойдем наверх.

Мама выглядит очень усталой. Она хватается за пакет с покупками, но я его забираю.

– Давай помогу, – говорю я. Рука ужасно болит. – Ты голодна? Я разогрею ужин.

Мама устало кивает:

– Это было бы замечательно.

– Хорошо. Тогда пойдем домой.

Домой. Слово наждаком прокатывается по моему рту. Но заставляет маму улыбнуться настоящей, усталой улыбкой. И оно того стоит.

* * * 

Я устала так, что у меня болят все кости. Но уснуть не могу.

Я нажимаю ладонями на глаза, снова и снова прокручивая схватку с Хупером, пытаясь выяснить, что я должна была сделать иначе, где ошиблась. Думаю об Оуэне, его четких, легких движениях, когда он сворачивал шею этому монстру, когда всаживал нож ему в грудь. Рука сама собой поднимается к груди, к тому самому месту, на котором для него все закончилось.

Я сажусь, тянусь рукой под кровать, и из-за остова кровати достаю спрятанный нож. Как только мама успокоилась, я вернулась в вестибюль и забрала его из тайника. Теперь он жутковато поблескивает в полумраке, три полоски хорошо видны на его хищном лезвии. Кому же он принадлежал?

Я снимаю кольцо, роняю его на одеяло и кладу ладонь на рукоятку ножа. Воспоминания гудят под моим прикосновением. Оружие легко читать, у него всегда яркое, агрессивное прошлое, отмеченное аурой насилия. Я закрываю глаза и нащупываю нить воспоминаний. Их два – более позднее, с Хупером – и я вижу себя прижавшейся к стене – и второе, с Джексоном. Но до этого нет ничего. Немая чернота. Этот клинок должен быть полон воспоминаний и эмоций, а у него будто вообще нет прошлого. Но метка на лезвии кричит о другом. Что, если Джексон не украл его? Что, если кто-то вооружил его и отпустил в Коридоры?

Я моргаю, пытаясь унять растущее беспокойство, подогреваемое черной пустотой отсутствующих воспоминаний.

Единственная хорошая новость – что этот нож теперь мой, чьим бы он ни был раньше. Я продеваю палец в отверстие рукояти и медленно прокручиваю оружие в руке. Затем перехватываю его ладонью, остановив вращение, и он с четким хлопком ложится в мою ладонь. Металлическое лезвие словно продолжает мою руку. Я довольно улыбаюсь. Это замечательный нож. Я даже готова признать, что могу сама себя им поранить и даже убить. Но когда держу его в руках, я чувствую себя увереннее. Нужно придумать, как закрепить его на лодыжке, чтобы он оставался незамеченным. У меня в голове раздается предостерегающий голос деда, но я его заглушаю.

Я надеваю кольцо и кладу нож назад, в тайник, клянясь себе, что не стану его использовать. Уговариваю себя, что он мне не понадобится. Затем мой взгляд падает на сидящего на прикроватном столике синего плюшевого медведя с очками на носу. В такие ночи я жалею о том, что не могу поговорить с Беном и облегчить душу. Мне нельзя приходить в Архив так часто. Я уже подумываю о том, чтобы позвонить Линдси, но уже очень поздно. К тому же что я ей скажу?

Привет, как прошел день?.. Чей? Мой?

На меня напал убийца Хранителей.

Точно! И меня спас загадочный незнакомец, который потом исчез без следа.

А тот парень с подводкой – он ведь тоже Хранитель!

…не просто хранитель, а Хранитель с большой буквы!

А в моей спальне произошло убийство. Кто-то пытался уничтожить улики и выдрал страницы из гостевой книги.

Да, чуть не забыла! Кто-то в Архиве хочет меня убить.

Я смеюсь нервным, напряженным смехом. Но мне становится немного легче.

А потом зеваю и каким-то чудом умудряюсь уснуть.

Глава двенадцатая

На следующий день в моем списке за Мелани Аллен десяти лет появляется Джина Фрит четырнадцати лет. Но стоит мне высунуть нос из комнаты, как появляется мама в фартуке со стоваттной улыбкой на лице, сует мне в руки коробку чистящих средств, а сверху громоздит увесистую книгу.

– Время трудовой повинности в кафе!

Она говорит с таким видом, будто выдает мне награду. Рука еще побаливает, и коробка опасно накреняется – содержимое вот-вот высыплется на пол.

– Что делать с чистящими средствами, я еще могу придумать, но вот к чему мне книжка?

– Папа нашел твой список для чтения.

Я растерянно смотрю на маму, затем, красноречиво – на календарь и за окно, где ярко светит солнце.

– Но ведь сейчас лето.

– Именно. Это список на летние каникулы, – жизнерадостно говорит она. – А теперь приступай. Можешь убираться или почитать, или сначала убраться, потом почитать, или почитать, а потом…