– Я уж наобижал за свою жизнь. Эжени… будет в полном порядке. Я просто… я хочу попробовать, как это… с кем-то жить… Если не получится, вернусь к вам, в Эрифрею.
– Как Мариус? – строго спросила Алька, – теперь ты готов говорить?
И поразилась тому, как изменилось выражение лица Кьера. Только что лучилось радостью и уверенностью – и вмиг потускнело.
– Что?!! что с ним? – Алька сорвалась на крик.
– Тише, тише, да жив он, жив! – Кьер вдруг поднялся с кушетки, отвернулся. Алька видела его широкую спину, и едва сдерживалась, чтобы не наброситься на него с кулаками.
Почему тянет время? Почему?
– Я видел его дома, – глухо сказал Кьер, – Мариус Эльдор жив-здоров. Но есть кое-что, о чем я должен вам сообщить.
– Главное, что жив-здоров, – эхом отозвалась Алька.
– Он привел в дом другую женщину.
Пол так резко ушел из-под ног, что Алька и не поняла, как же так – она висит в крепких руках Кьера, а он смотрит на нее сверху, жалостливо так смотрит…
– Давайте, я вам попить принесу.
И аккуратно потащил в сторону кушетки.
– Нет! – Алька вяло трепыхалась, – поставь меня… на ноги.
– Так вы ж на ногах не стоите, ваше высочество.
– Ты… ошибся. Он не мог…
Кьер повел плечами, а потом все-таки усадил ее.
– Я наблюдал за домом день и ночь, – теперь в голосе убийцы звенела сталь, – она живет там. Голубоглазая блондинка ваших лет. И однозначно это не прислуга.
Алька закрыла глаза. Ей не хотелось видеть Кьера и отчего-то было стыдно, как будто сейчас он ворошит самые потаенные, самые грязные ее тайны. Подглядывает в замочную скважину за тем, как они с Мариусом…
И одновременно в груди рождалась боль. Страшная, жгучая. Подобно огненному смерчу она выжигала все то, что было в Альке светлого и доброго, убивая ее саму, ломая и комкая, как пламя комкает бумажный лист.
– Он не мог, – прошептала она, – не мог!
– Мне жаль, – тихо сказал Кьер, – позвать лекаря?
– Не нужно, – простонала она, стиснув зубы.
А в висках – пламенеющие удары пульса, один за другим.
Как ты мог, Мариус? Так быстро. Так скоро. Если ты меня любил так, как об этом говорил, то отчего же так быстро забыл?!!
И кто эта женщина? Откуда она взялась за столь короткий срок?
На миг – всего лишь на миг – в сознании промелькнула мысль о том, что все это… как-то странно. Мариус ведь… Пелену обрушил ради них. Это немало. И чтобы вот так, сразу, завести любовницу?
Но очень быстро эта мысль, заставляющая сомневаться, утонула в гудящем пламени обиды и разочарования.
– Почему, Мариус? Почему так скоро? – шептали пересохшие губы.
Кьер дал ей малиновой воды, приятно-холодной, с кислинкой.
– Я вот тоже не понимаю, – сказал неохотно, – знали б вы, что с ним творилось, когда вас украла та тварь. Он орал, что обдерет меня заживо, если вы погибнете.
Алька замотала головой. По щекам текли слезы, а в груди так болело, так ныло, что хотелось разодрать грудную клетку, лишь бы избавить себя от этой боли.
– Иди, – прошептала она, – иди, Кьер… пожалуйста. Мне надо побыть одной.
– Я вас не могу вот так оставить.
Алька всхлипнула, попыталась вытереть слезы и перестать плакать. Но истерика рвалась наружу, снося все доводы рассудка.
– Иди, – снова попросила она, – я… клянусь, я ничего с собой не сделаю. Я же обещала… теперь уже тебе, что отвезу тебя в Роутон.
Кьер еще немного потоптался, потом поклонился и тихо вышел. Неслышно притворил дверь.
Откинувшись затылком на прохладную стену, Алька слепо уставилась в потолок.
Как ты мог, Мариус Эльдор? Почему делаешь мне больно? Не любил, значит?
Рвано выдохнула.
Нет, она в самом деле ничего с собой не сделает. Но теперь… все, что оставалось – это отправиться в Эрифрею и стать королевой.
А потом как-нибудь избавиться от Фэя. Или сдохнуть самой.
***
Поутру, умытая, аккуратно причесанная, разодетая в вышитые шелка, Алька стояла перед столом Сантора и говорил о том, что с радостью выйдет замуж за Флодрета, только если Сантор подарит ей Кьера в личное пользование.
Повелитель крагхов не стал возражать. Усмехнулся, глядя на взволнованную дочь и сдержанно похвалил за принятое разумное решение.
Перед ней лежал путь в Эрифрею. А пламенеющие твари прошлого были надежно заперты глубоко в душе. Они, конечно, бунтовали и требовали выхода, и оттого было очень больно, там, под ребрами, где сердце и душа. Но Алька крепилась, уговаривая себя, что быть королевой – не так уж и плохо. Да и вообще, принцессы не выходят замуж по любви. Принцессы выходят замуж за тех, кто ценит их происхождение.
Глава 4. Тени сгущаются
За маленьким окном, единственным окном анатомического театра Святого Надзора, светало. Чернильная синь сменилась фиолетовыми сумерками, и где-то там, у горизонта, пролегла нежно-розовая полоска, предвещающая рассвет.