Архимаг ее сердца

Поэтому к тому моменту, как в дверь осторожно постучали, Алька окончательно извелась, наревелась и почти смирилась с тем, что ей придется стать женой Флодрета ради спасения тех, кого любила по-настоящему. Это было больно, очень. Но иного выхода Алька не видела.

– Кто там? – вскинулась она.

От одной мысли, что это снова может быть Фэй, затрясло.

Но из-за двери донесся глухой голос Кьера. Она двинулась к двери и – всего лишь на миг – перед глазами как будто почернело. Пришлось остановиться, снова глубоко подышать, темнота отступила, но ее место как-то незаметно занял страх.

Предчувствие чего-то дурного.

«Хоть бы с Мариусом ничего не случилось», – подумала она, открывая дверь и впуская Кьера.

Личный убийца и раб Сантора был одет так, как и положено жителю земель Порядка: рубашка, шейный платок, сюртук и бриджи. На лице – ни следа побоев. Просто приятный мужчина, тщательно выбритый, аккуратно причесанный, светлые волосы были собраны в коротенькую косичку.

– Ваше высочество, – коротко поклонился.

И Алька не удержалась. Просто схватила его за руки, заглядывая в лицо.

– Ну… что там, как он?..

Кьер помолчал. И от этого молчания предчувствие плохого резнуло так болезненно, что на глаза набежали слезы.

– Ты молчишь?.. с ним… все в порядке?

– Сейчас все расскажу, – Кьер осторожно освободил руки от Алькиной хватки, огляделся, – могу я присесть куда-нибудь? Вы простите меня, ваше высочество, но я еще не совсем здоров, а полет был долгим.

– Да, конечно! Почему ты спрашиваешь? – Алька смутилась. Кьер, может, едва на ногах держится, а она сходу его выспрашивать начала.

Поэтому когда Кьер осторожно присел на край кушетки, Алька сбегала в соседнюю комнату, налила в стакан воды с размятой в ней малиной и принесла Кьеру.

– Вот.

Он как-то странно посмотрел на нее, молча взял стакан и опустошил его в несколько глотков. А затем сказал:

– Прежде, чем я расскажу о том, что видел, я хочу кое-о-чем вас попросить, ваше высочество.

– Проси, – она не раздумывала. Что бы он сейчас не сказал, это не великая цена за то, чтобы узнать, как там Мариус Эльдор.

Кьер не торопился, как будто не замечая ее нетерпение. Сам он… казался задумчивым, словно именно сейчас, сей момент, искал ответ на очень важный вопрос.

Наконец глянул на Альку исподлобья и тихо сказал:

– Когда поедете в земли Порядка, заберите меня с собой. Я… не хочу больше… вот так.

Алька пожала плечами.

Собственно, ничего странного нет в этой просьбе, учитывая обстоятельства. Сантор… отцов не выбирают, но, будь у нее возможность, выбрала бы кого-нибудь другого. Не жестокого правителя крагхов.

– Ты хочешь быть в моей свите? – уточнила она на всякий случай.

– Это вы скажете отцу… – Кьер помолчал, сверля ее испытывающим взглядом. А затем, кивнув каким-то своим мыслям, уточнил, – я уеду с вами отсюда, но хотел бы остаться в Роутоне. Вы сделаете доброе дело, ваше высочество, если освободите меня.

Тут Алька сообразила, что Кьер очень сильно недоговаривает.

Подвинув себе стул, она попросту уселась напротив, закинула за спину вышитый отрез шелка, совершенно испортив причудливую драпировку на груди, и велела:

– Рассказывай.

Рассказывать… Кьеру было тяжело. Он просто не привык кому-то что-то говорить. А тут – такое деликатное дело.

Выяснилось, что еще в прошлый раз, когда разыскивал Альку в землях Порядка, Кьер наведался в поместье Эльдора под Роутоном, где имел счастье познакомиться в Эжени, которая «оказалась настолько добра к нему, что даже угостила пирожками». Это, в общем, было впервые, когда кто-то отнесся к Кьеру не так, как он, собственно, привык. Событие – и сама Эжени, кругленькая, с пышной золотистой шевелюрой – запали в душу. И поэтому Кьер не удержался и после выполнения задания, полученного от Альки, снова завернул в поместье, где застал Эжени страдающей, рыдающей и считающей свою жизнь разбитой. Она его тоже узнала и пожаловалась, что ее жених, Эндрю, загулял, ушел к другой и, пользуясь отсутствием здесь ниата Эльдора, вообще убрался из поместья. Так что теперь она еще и за конем ниата должна присматривать. И помогать старикам. И вообще, все легло на ее плечи.

– Я хочу там жить, – наконец сказал Кьер, – в том старом доме. Я буду хорошим работником, ваше высочество. Я не только убивать умею, я еще много на что сгожусь.

Алька лишь молча кивала. Даже в своем взвинченном состоянии она видела, как в холодных глазах Кьера зажигаются теплые искорки при одном упоминании об Эжени. Что ж… наверное, Кьер тоже заслужил немного счастья. А Эжени? Она ведь угощала пирожками только тех, кто ей нравился. А с Кьером и своими горестями поделилась. Значит, он тоже пришелся ей по душе.

– Хорошо, – сказала она, – я выпрошу тебя у отца. Я… придумаю, что сказать. В конце концов, ты просто не можешь быть единственным убийцей в этих землях.

Кьер поморщился, словно прожевал что-то кислое.

– Не единственный, да. Но, во-первых, я с потрохами принадлежу Сантору, во-вторых, я все-таки лучший.

Алька махнула рукой, пробормотала:

– Это ничего. Я тебя все равно заберу. Только обещай, что не будешь ее обижать.

Ответом была улыбка – горькая, жалкая.