Архэ

— Да, — кивнула она. — Только… Саб, можно, чтобы ты их разбудил, и я там одна… мне поговорить с ними нужно, но чтобы…Буквально две минуты, Саб, пожалуйста!

— Не самая хорошая идея, но — ладно, — сдался Саб. — Сейчас, Фэба попрошу, чтобы он сделал. А что ты хочешь?

— Я просто вспомнила наш последний разговор, — Эри опустила голову. — Мы ведь его не закончили. Не знаю, помнят ли они. Не уверена. Но я помню. Просто хотела сказать…

— Хорошо, — согласился Саб. — Я понимаю, — он вдруг улыбнулся. — Мы подождем тут столько, сколько будет нужно.

— Спасибо, — Эри глубоко вздохнула. — Я готова. Можно?

— Пару минут, я позову.

* * *

Столько лет, столько мыслей, столько событий, столько всего, что и не передать — наверное, именно поэтому Эри сейчас стояла в желтой зоне молча, словно разом позабыла всё, о чем думала, не переставая, эти дни. И они, оба, тоже молчали — потому что слова как-то разом исчезли. Эри смотрела и смотрела: небольшая палата, аппаратура по большей части уже отодвинута к стенам, блоки теперь больше напоминают просто кровати, и… наконец-то, вместо сна и безучастности она видела то, что так отчаянно хотела увидеть все эти годы — те самые лица, те самые удивительные глаза, ну и пусть волосы еще короткие, как мама говорила? волосы не зубы, отрастут, но ведь это не главное, это мелочи, а главное — то самое ощущение, которое появилось у нее в первый же момент знакомства, еще тогда, давным-давно. Только бы не расплакаться, думала Эри, не надо, они ведь и так смотрят сейчас на нее с непониманием, настороженно — ну, это понятно, другого она и не ждала. Может, хоть сразу не прогонят? И друг с другом не говорят почему-то, а ведь она помнила, как они это делали, но сейчас не делают, просто смотрят на нее в растерянности — наверное, точно так же и она сама сейчас смотрит на них.

— Сложно от меня оказалось отделаться, да? — спросила Эри, наконец, и попыталась улыбнуться, но улыбка вышла жалкая, и какая-то ненастоящая, словно через силу. — Не получилось. То есть почти получилось, а потом не получилось… чушь несу, правда? Нет, если вы скажете, чтобы я ушла — я уйду, но я только хотела сказать… Пятый, ты тогда, на аллее, попросил прощения. Так вот, я — прощаю. Потому что я поняла, что другого выхода у вас действительно не было. Некрасивая глупая девочка оказалась чем-то настолько неправильным и страшным, что… что едва не навредила вам, причем, как я сейчас понимаю, очень серьезно. Наверное, это я должна была попросить прощения…

— За что? — спросил Лин.

— Уж не за то, что объела вас тогда на мороженое. За то, что притащила вас на Сод. За то, что у меня откуда-то оказалась ваша память. За то, что попросила… эту программу. А потом еще понапридумывала себе кучу всего, и только сейчас поняла до конца, что наделала.

— Что ты говоришь такое… — начал было Пятый, но Эри тут же его перебила:

— Нет, нет, всё правильно. Знаешь, мне действительно никто не поверил, ты был прав. И ничего у меня не получилось. А еще я была тогда очень и очень глупая, потому что продолжала верить сама, ни пойми во что уже даже… дурость какая, — она залезла в карман, и вытащила ту самую свечку, обычную белую парафиновую свечку, — вот такие свечки жгла очень долго, и верила, что когда догорит последняя из коробки, вы вернетесь. Только почему-то эта оказалась здесь. Ну, там, где вы были. И листик я засушила, и хранила в книге.

— Какой листик? — в полной растерянности спросил Пятый.

— Тот, который я тебе в волосы засунул, — помертвевшим голосом ответил вместо Эри Лин. Та согласно кивнула.

— Лет двадцать он у меня там лежал, потом пропал куда-то. А может, просто рассыпался. Не знаю. Вы меня простите, что всё так вышло, и…

— Я же говорил после первой встречи, что надо было хватать ее в охапку, и бежать, куда глаза глядят, — беззвучно произнес Пятый. — Но нет, испугались. Позже мы испугались. Два малодушных труса. Это ты нас прости, если сумеешь, конечно. С нашей стороны это было подло, и не надо думать, что мы этого не поняли. А ещё… — он запнулся, и Эри поняла, что говорить ему тяжело. Действительно, тяжело, и морально, и физически. — Никогда нам прощения за это не будет, потому что мы сами себя не простим. За то, что причинили тебе вред. За то, что бросили. И за то, что сделали эту невозможную систему.

— Ну почему — невозможную? — возразила Эри. — Она рабочая. И всё хорошо получилось. Главное, что вы живы. И спасибо, что простили. Я пойду, наверное. Не бойтесь, я больше не буду вас беспокоить.

— Погоди, — Лин сделал попытку приподняться, но система, разумеется, не пустила. — Да постой ты! Господи, ну сколько же можно… ну почему всегда вот так… Эри, подожди! Как ты сумела решить этот горячечный бред, это же нереально!.. Там была заложена настолько ничтожная доля вероятности решения, столько факторов, которые должны были совпасть, что… этого просто не могло произойти. И этот отходной путь, он же… мы же его просто на всякий случай сделали… и никогда не думали, что им кто-то воспользуется.

— Главное, что произошло, — Эри улыбнулась. — Знаете, я рада.

— Чему? — не понял Пятый.