— А потом ихняя мамаша ко мне явилась. Думал, убьет; и по чести, так и надо бы. А она моих детей взяла… ну, тут меня прорвало. Что, думаю, толку ей что-то там объяснять! Я б на ее месте не слушал и не слышал ни черта… Но драконша эта оставила им жизнь, а меня прокляла. После… после у меня не стало семьи, друзей… они ушли, и правильно сделали. А я подался в Истребители. Здесь хотя бы ясно, где враг, а где — нет…
Отпустив почти потерявшего сознание лавочника, Оранжевый присел на лавку. Глаза его были закрыты.
— Я помню, кем был. Ни один Истребитель не помнит, а я — не могу забыть. Я был Джемалем ар-Рахимом, слышишь? Мое имя вы и сейчас еще помните, десяти лет ведь не прошло… но упоминаете только в сказках…
Разбуженная шумом, откуда-то из задних комнат появилась девочка лет восьми-девяти, судя по немудреной одежде, дочь кого-то из живущей при таверне прислуги. Широко зевая, она тем не менее ничуть не испугалась (хотя даже взрослые старались пореже встречаться с Истребителем Нечисти, будь он пьян или трезв).
Оранжевый встретил незваную гостью попыткой улыбнуться, однако понял, что попытка эта ему не удалась.
— Не бойся, девочка.
— А я не боюсь, — серьезно сказала та. — Скажи, это твое? — Тоненькая ручка коснулась дорожного мешка Истребителя.
— Да. А что?
Девочка дернула за завязки и извлекла из мешка сломанную пополам саблю. Точнее, половину клинка с эфесом.
— Э, не трогай! — Оранжевый вскочил, но остановился как вкопанный, услышав голос, столько лет приходивший к нему в ночных кошмарах.
Полыхнула оранжевая вспышка. Обломок сабли превратился в пепел.
На Истребителя с необоримой силой обрушилась выпитая ранее брага, и он осел на скамью, чтобы забыться тяжким сном. Во сне его, впервые за десять лет, не тревожили кошмары. И проснулся он, против ожидания, без особо тяжких признаков похмелья.
Поднявшись на ноги, Оранжевый первым делом вылил на голову ведро воды. Брызги слегка зацепили вытиравшую пол девочку-служанку, взвизгнувшую от неожиданности и отскочившую подальше. Истребитель рассмеялся; девочка ответила несмелой улыбкой.
— Как тебя зовут, малышка? — спросил наконец Оранжевый.
— Аджан, господин, — промолвила она.
— Я не господин, — махнул он рукой, — называй меня просто… — Истребитель нахмурился и передернул плечами, — да, просто «Оранжевый». Это что-то вроде имени. И другого у меня нет.
Охранники Подземелья
Кто правит царством мертвых, когда Плутон отправляется на прогулку?
Они входят в холодно глядящую на них тьму.
Сталью и огнем, светом и льдом, вихрем молний и осиновым колом — они готовы добраться до сердца этого рассадника нечисти и выдрать его с корнем.
Они молчат — все решено заранее, говорить нет ни необходимости, ни желания. Вдобавок, у стен бывают уши — а у ЭТИХ стен они имеются наверняка.
Все боги, сколько их есть в мире, остались снаружи. Подземелья — территория демонов, и богам сюда хода нет. Смертные, однако же, могут погрузиться в сырой и вязкий мрак, окунуться в тонкие, вездесущие ароматы Нижнего Мира.
Могут — и погружаются.
Высунув от усердия язык, Хранитель гортанным полушепотом отдает охранникам приказания:
— Фламменстрюк, на третью радиальную, к лестнице черепов!
Красно-бурая фигура демона летит в указанном направлении, прихватив с собой с дюжину существ низшего порядка.
— Швеллинг, на вторую радиальную, к спирали черного лотоса!
Скрипнув ржавым панцирем, Рыцарь Смерти со своим отрядом призрачных воинов следует к нужной позиции.
— Астерхан, на первую радиальную, к воротам реки кошмаров!
Некогда измененный древними чарами, безумный чародей подчиняется и занимает требуемое место.
— Унгер, в укрытие за паутиной безумия, и приготовь Зверей!
Щелкнув каблуками, Черный Странник сливается с окружающей тьмой и скользит к указанному пункту.
Хранитель проводит рукой по одежде, отчего та мгновенно начинает напоминать пыльные лохмотья, глубоко выдыхает, стискивает челюсти и поднимает перед закрытыми глазами чашу, на треть наполненную водой.
Удар — и в огненном столбе гибнет мастер секиры и щита, отважный, но слабый на голову Бьорн Крушитель Стен.
Удар — и черный клинок выпивает жизнь повелителя волн и ветров, хитрого и умного, но порою увлекающегося Кадора Альбатроса.
Удар — и ожившее сплетение тени и медных цепей обращает в ничто прекрасную дочь лесов, мудрую и благоразумную, но не способную на быстрые и решительные действия Каэлин Опаловую Розу.
Удар — и когти, отравленные ядом седого времени, в клочья раздирают освященную броню безжалостной и целеустремленной, но порою забывающей смотреть по сторонам Инги Соколиное Перо.
Хранитель радостно смеется, отставляет чашу в сторону, и тут же забывает о ней, как и о верных охранниках.
— Хей, Хакон — айда на речку! — доносится знакомый голос.