Арканмирр

Сон разума рождает чудовищ. Сон разума — это торжество эмоций, победивших здравый смысл, торжество чувств над логикой. Спящий разум — чудовищен. Спящая совесть — всего лишь бесчеловечна.

Монстры созданы нашей фантазией, пытающейся одержать победу над разумом — любыми средствами, как то всегда было и будет в войне.

И когда мы видим монстра в себе и себя в монстре — мы все равно остаемся собой. Ибо не можем быть кем-то другим.»

Истребитель Нечисти по прозвищу Оранжевый поставил точку, подождал, пока чернила высохнут, и запечатал свиток.

— Зачем тебе все это? — спросил Синий, наставник новичка-Истребителя. — Странное хобби. Особенно — для одного из нас.

— Это не хобби. Это — долг.

— Долг кому? Все, что было у тебя в прошлом — там и осталось. У НАС прошлого нет.

— Ты прав, Синий. Но все же я должен оставить это. Как напоминание тем, кто идет следом.

— Не забывай, Оранжевый, — с нажимом проговорил старший Истребитель, — следом за НАМИ идет лишь Зверь.

Оранжевый вздохнул.

— К сожалению, Зверь — не следует за нами. Он УЖЕ в нас.

— Иногда, — молвил Синий после затянувшейся паузы, — нам приходится сражаться оружием противника, чтобы победить.

— Именно так, — кивнул Оранжевый. — А иногда мы и побеждаем-то лишь потому, что проиграть не имеем права.

— Ты потому и стал Истребителем?

Вопрос был из тех, которые редко задают, и еще реже надеются на ответ. Однако, на сей раз ответ прозвучал.

Правда, ответ этот был не из тех, которые что-либо проясняют.

— Я должен вернуть долг, — сказал Оранжевый, обращаясь скорее к себе, чем к собеседнику.

Затем, как всегда, передал свиток вместе с парой монет мальчишке-посыльному и приказал отнести в библиотеку ближайшего храма.

* * *

Они шли по прохладному, мягко шелестящему песку, и ночь перед ними была ночью, а позади — предрассветными сумерками.

Джафар в очередной раз попытал счастья — не потому, что надеялся на успех, а потому, что не мог, не умел сдаваться и отступать, пока еще был на что-то способен:

Никогда не бывает отточенных бритв.
Никогда не бывает удачных молитв.
Как не раз в старину, все уходят во тьму:
И для них не бывает законченных битв.

Аджан, как и прежде, быстро парировала — ей стихи давались куда легче; и с каждым новым четверостишьем, с каждой новой строкой ее голос, чуть севший от долгих ночных (и дневных) разговоров, становился все четче, все более живым…

Кто ныряет на дно — достает жемчуга.
Кто влезает в окно — наставляет рога.
Тот, кто хочет найти завершенье пути —
Для того лишь одно важно: облик Врага.

В отражающихся от песка первых лучах солнца за их спинами плясали призрачные картины настоящего, которое, возможно, уже не было настоящим…

* * *

«В каждом из нас — монстр, Зверь. Но не в каждом сей Зверь просыпается. И далеко не в каждом — выходит наружу.

Монстра можно убить. Зверя можно заставить вернуться обратно.

Но это не решает ничего, потому что Зверь — один для каждого из нас. И уничтожить чужого Зверя значит уничтожить часть чужой личности. Пусть темную и жуткую, но — часть.

Человек без Зверя никогда не будет Человеком. Как никогда не будет воином не знающий страха, как никогда не будет целителем не знающий смерти, как никогда не будет Злом не знающий Добра.

Человек, познавший Зверя, познал себя. Человек, не познавший Зверя, еще не Человек. Человек, не способный познать Зверя, не способен стать Человеком. Каждый может попробовать сделать это — но не каждый способен преуспеть.