Ариссьель. Жизнь после смерти

Оставляю тебя понаблюдать за различными ситуациями, в которых ты так сильно конфликтовал со своим сыном. Продолжай наблюдать и отмечать, что у тебя были хорошие, добрые намерения, но методы, которые ты использовал, не были основаны на истинном принятии. Ты поймешь, что, хотя ты всегда был смелым, решения по поводу своей личной жизни ты часто принимал, основываясь на страхах. Например, ты боялся, что твой сын не станет настоящим мужчиной, что его будут использовать, что им будут манипулировать другие люди.

Сказав это, он исчезает.

Я снова смотрю на сына.

Теперь он уже подросток. С тех пор как он выкрикнул, что ненавидит меня, он постоянно старается меня избегать. Когда я не уезжаю из дому, он обязательно куда-то уходит и возвращается лишь поздно вечером. Когда я к нему обращаюсь, он лишь что-то цедит мне сквозь зубы. Я утешаю себя тем, что подростки все такие: они стараются как можно чаще избегать разговоров со своими «предками». Это нормальная реакция, так ведут себя все подростки со своими родителями. У меня было то же самое: я был только рад, что мой отец не читает мне наставления и не упрекает. Вот исполнится Бену двадцать, тогда нам станет проще общаться.

Я наклоняюсь к нему так близко, что даже читаю его мысли: «Ну как можно, чтобы отец был таким эгоистом, таким самодовольным, чтобы не видеть переживания своего сына? К тому же из него так и прет гордыня: он даже не думает, что было бы неплохо хоть раз в жизни извиниться передо мной за все те глупости, что он отвешивает мне с раннего детства. Даже не думает, что нужно вести себя как-то иначе – хоть со мной, хоть с другими людьми. И если мы все трое страдаем в его присутствии, то кто должен измениться: мы или он? Но это невозможно, он никогда не сделает первый шаг. Прежде чем я хоть раз поговорю с ним по-настоящему, он должен извиниться передо мной за свою подлость. И у меня нет ни малейшего желания становиться, как он, бизнесменом. Ни за что! Я хочу быть художником».

Ну как такое возможно? Он считает меня подлецом, обвиняет в гордыне, и это все после того, сколько добра я сделал для него, его сестры и матери! Нет, он явно преувеличивает. Почему он не говорит о том, что я только и занимался своим отцовским долгом и делал все для его же блага? Разве я понимал, что может быть по-другому? И он ведь почти никогда со мной не разговаривал. Постой, кажется, я сейчас защищаюсь и оправдываюсь. Нужно посоветоваться с МИШАЭЛЕМ о том, как я мог поступить в той ситуации по-другому, чтобы результат был лучше. Хотя раньше я всегда знал, как себя вести. Интересно, почему сейчас я колеблюсь? Еще один риторический вопрос.

А вот еще одна сцена из жизни. Дело было где-то в середине августа. Меня три недели не было дома, и вот после долгого отсутствия я возвращаюсь. Мона сообщает, что Бен больше не живет дома: он с тремя друзьями снял квартиру и теперь будет жить там. Что? Не могу поверить своим ушам! Да ведь ему едва исполнилось восемнадцать лет! Сказать, что я потрясен, – не сказать ничего.

– Но хоть учиться-то он продолжит? – спрашиваю я у Моны.

– Нет, учиться он тоже больше не хочет. Его аргументы примерно таковы: «А что вообще дают эти дипломы? Я знаю выпускников лучших университетов, которые сегодня слоняются где попало, не могут найти себе нормальной работы».

И, словно в оправдание сына, Мона добавляет:

– Даже не знаю, почему ты рассчитывал, что он продолжит учебу. Вот ты не захотел учиться, и это не помешало тебе стать успешным, правда? Ты не можешь убедить его делать то, чего не делал сам.

– Ты со мной не сравнивай. У меня дух предпринимателя, я выпутаюсь из любой истории, у меня гениальных идей – пруд пруди. А еще я не боюсь рисковать. О нем этого не скажешь. Как он собирается жить? Как будет зарабатывать на жизнь? Я не буду оплачивать его квартиру, я и копейки ему не дам, запомни! Можете на меня не рассчитывать. Если он не хочет учиться – его проблемы. Пусть сам их и решает. Он быстро поймет, что жизнь – непростая штука. Они с Кариной слишком избалованы, привыкли жить на всем готовом… А знаешь, может, это не так уж и плохо, что он ушел из дому. Может, хоть так он научится самостоятельности? Жизнь научит! Когда ты увидишься с ним, передай ему одно: вернуться в мой дом он сможет лишь на моих условиях. И только если он пойдет учиться – на менеджера или финансиста…