Ариэль Шарон. Война и жизнь израильского премьер-министра

После того, как он снова оказался в больнице, все политические обозреватели сошлись во мнении, что судьба «Кадимы» предрешена — будучи «партией одного человека», созданной под Шарона и для Шарона, без него она стала напоминать майнридовского всадника без головы. И когда все опросы неожиданно показали, что даже без Шарона, во главе с серым, невыразительным и жуликоватым Эхудом Ольмертом «Кадима» все равно набирает 40 мандатов, израильские политологи объяснили это «волной сочувствия к Ариэлю Шарону и желанием народа поддержать его политическое детище». По их оценкам, на этой волне «Кадима» должна была продержаться одну-две недели, после чего должно было начаться ее катастрофическое падение.

Падение действительно началось, но оно оказалось куда меньшим, чем это предсказывали. Несмотря на то, что по своему личному политическому рейтингу Эхуд Ольмерт уступал не только лидеру «Ликуда» Биньямину Нетаниягу, но и лидеру партии «Авода» Амиру Перецу, «Кадима» продолжала лидировать по всем опросам, и в итоге на состоявшихся 28 марта 2006 года выборах набрала 29 мандатов, значительно опередив все остальные партии. И объяснять это только затянувшейся «волной сочувствия к Ариэлю Шарону» было бы просто нелепо.

Видимо, все объяснялось отнюдь не только тем, что большая часть израильского общества увидела в Шароне того единственного лидера, который сумеет предложить неординарные решения тех стоящих перед Израилем в течение десятилетий проблем, которые оказались не в состоянии разрешить ни «ортодоксально-правые», ни «ортодоксально-левые» партии, но и тем, что сами эти решения уже давно зрели внутри общества и, подняв их на щит, Ариэль Шарон отразил мнение этой части израильтян. Если это так, то появление такой партии, как «Кадима» на израильской политической арене было вполне закономерным. В очередной раз предельно точно уловив носящиеся в воздухе общественные настроения, Шарон просто настроил паруса своего политического корабля на попутный ветер и после этого тот мог — пусть и с чуть меньшим успехом — уже плыть и без капитана. И, может быть, именно это умение то бросить вызов мнению большинства, то первым чутко уловить его и выразить в предельно конкретных словах и поступках и делает Шарона одним из величайших политиков мира конца ХХ- начала ХХ! века.

Победа партии «Кадима» на выборах, вне сомнения была последней политической победой Ариэля Шарона, сумевшего, уже находясь в коме, одержать триумф и над партией «Авода», и над стоявшим у него в последнее десятилетие жизни, как кость в горле Биньямином Нетаниягу, под руководством которого «Ликуд» с трудом набрал на выборах 12 мандатов.

Но насколько предложенные Шароном в последние годы его политической деятельности решения судьбоносных проблем Израиля действительно способны решить эти проблемы? Насколько он был прав, отказываясь от многих из тех идей, которым сохранял верность на протяжении почти всей своей жизни?.. И, наконец, насколько правительство Израиля, состоящее из тех серых, невыразительных, ничем себя не проявивших до того фигур, которых он сделал своими преемниками, оказалось способно решать те острейшие проблемы, которые встали перед страной уже после того, как Шарон впал в кому? Ответ на эти вопросы, казалось, дала начавшаяся летом 2006 года Вторая Ливанская война, которую Израиль програл прежде всего из-за бездарности, нерешительности и неопытности своего политческого руководства.

Но окончательные ответы на все эти вопросы может дать только история, в которую ушел Ариэль Шарон своей шаркающей кавалерийской походкой — правда, без белого плаща с красным подбоем.

А жаль — такой плащ был бы ему очень даже к лицу…

Эпилог

По ночам, когда, наконец, перестает звонить телефон, засыпают, набегавшись, дети, прекращает доноситься назойливая современная попса из соседней квартиры, меня охватывает непреодолимое желание поговорить с Ариэлем Шароном, сделать еще одно, последнее интервью с ним. Журналистская судьба была ко мне благосклонна — за полтора десятка лет жизни в Израиле я успел повстречаться и довольно близко узнать многих прославленных израильских генералов, разведчиков, финансистов, политиков, которые уже ушли в вечность. Но ни с одним из них — ни с Ицхаком Рабиным, ни с Рафаэлем Эйтаном, ни с Рехаваамом Зеэви, ни с создателем «Моссада» Исером Харелом, ни с великим сатириком Эфраимом Кишоном, ни со всеми остальными — у меня почему-то нет никакого желания сделать последнее, аккордное интервью. Только с ним — с Ариэлем Шароном.

Не с Шароном-политиком — все, что он скажет в этом своем облике, я могу легко предугадать с точностью даже не до двух-трех фраз — до двух-трех слов. Нет, я хотел бы взять интервью у Ариэля Шарона-человека, героя моего детства, имя которого я впервые услышал в 1973 году, когда лежа в темной спальне рядом с отцом мы вслушивались вместе в «Голос Америки», чтобы узнать правду о том, что происходит там, в далеком Израиле…

Человека, которого я любил и люблю и которого временами ненавижу.