Ариадна

Мы дали ему имя Энопион – пьющий вино. Мне очень не хотелось, чтобы его хоть как-то обременяла божественная кровь отца. Хотелось лишь, чтобы сыну достался жизнерадостный отцовский нрав, чтобы рос он под стук винного пресса, сминающего сочные виноградины, в праздничном веселье, которое разносил бы потом повсюду, куда бы ни отправился.

Он не станет угрозой для мстительной Геры, не принесет раздор в чертоги Олимпа, ведь на славу не станет претендовать.

Я изо всех сил старалась скрыть ликование за ласковой улыбкой и невозмутимостью. Не радовалась во всеуслышание счастливой судьбе, не показывала небесам своего восторга. Мы продолжали вести тихую, незаметную жизнь, и я не позволяла себе слишком громко рукоплескать, радуясь первым крошечным победам сына: кривоватому изгибу первой улыбки, первым неверным шагам, первым певучим словечкам. Сдерживая радость и гордость, я прижималась сияющим лицом к его прелестной головке, покрытой мягким пушком, и вдыхала его запах, надеясь, что на небесах ничего не заметят. Я твердо решила не привлекать к нам внимания богов.

И затаила дыхание, когда Дионис обнял его слишком крепко и понес на берег, посмотрел на него пристально и сказал совершенную чепуху таким серьезным тоном, словно они были увлечены серьезной беседой, когда состроил одну смешную гримасу, потом другую, третью, а довольный Энопион захихикал в ответ, так беззащитно и звонко. Не показывай им, как сильно его любишь, молча убеждала я Диониса. Но если взгляд какого-то бессмертного и скользнул по Наксосу, наша тихая семейная жизнь показалась ему, должно быть, слишком скучной, не вызвала желания разрушить ее мимоходом даже из прихоти. Сменялись времена года, и каждое – о чудо! – приносило новые радости, мое чрево налилось снова, а потом еще раз, счастье наше текло неостановимой рекой, и я уже начинала думать, что мы и правда скрылись от остального мира навсегда.

Но скрыться-то, конечно, хотелось только мне. Дионис привлекал новых последовательниц – новые менады селились на наших берегах, новые храмы возводили повсюду в его честь. А я отдалась материнству, увлеклась целиком дарившими все новые открытия детьми, твердо решив, что никогда, взглянув на меня, не увидят они безразличия, какое доводилось видеть мне в глазах Пасифаи.

Я больше не сопровождала Диониса в лес, где совершались обряды с вином. Менады шли за ним в горы нестройной, качающейся вереницей, а я укладывала детей спать. Прекрасно зная, что будет дальше: гимны во славу Диониса, винные возлияния и праздничный танец. Видно, богу преклонение почитателей необходимо, думала я, а мне хватает пухлых ручонок, обвивающих шею и неловких детских поцелуев, осыпающих мое лицо.

Я знать не знала, что обряд изменился, пока однажды утром не вышла гулять с младшим сыном Таврополом, пытаясь укачать его на ходу, ведь в колыбели он и не думал засыпать. Веки сына постепенно тяжелели, а я тем временем заметила менад, топтавших белую ткань на камнях у реки. Картина в общем-то обычная, но в то утро я пригляделась, а потом пригляделась еще внимательней. Обычно вода с камней стекала кристально чистая, сверкающим, прозрачным потоком. Но на этот раз низвергалась багровым ручьем, а под камнями, где струи вливались обратно в реку, вскипало зловещее облако красной пены. Остановившись в замешательстве, я глубоко вдохнула и почуяла в воздухе привкус железа и соли.

При мне во время здешних обрядов животных в жертву никогда не приносили. На Крите я видела это много раз, но на Наксосе – никогда, и была благодарна Дионису, прежде не требовавшему такого от своих последователей. Я ужаснулась при мысли, что все могло измениться. Не выносила этого зрелища: блеск ножа, кровавые ручьи, стекающие по желобкам на алтаре и безжизненно обмякшее животное. Это другие боги упивались жестокостью. Не Дионис. Но откуда тогда на одеждах менад столько крови?

Дионис еще на рассвете отправился за море, и я не знала, когда он вернется и можно будет спросить, что все это значит. Поговорить с менадами сейчас или его подождать? Я набрала воздуха в грудь. А если прямо спрошу, могу ли быть уверена, что он ответит честно? Я помедлила в нерешительности и наконец собралась сделать шаг вперед, но глянула на море и остолбенела, уже во второй раз за утро увидев нечто неожиданное.

К нашему берегу шел корабль – под белыми парусами Афин.

Часть третья

Глава 23

Федра

Одному удивляюсь: как у нас при дворе не узнали об этом раньше? Наксос-то был совсем рядом – я могла сесть на корабль в любую минуту и через день оказаться там. Но хоть рассказу Тесея о случившемся между ним и Ариадной на острове не верила, однако не сомневалась, что она и правда мертва.