— Ты влюблена, при моем появлении в твою кровь выделяются особые гормоны, сердце стучит, бабочки в животе и прочие спецэффекты. Когда я тебя коснулся, случился гормональный взрыв. У меня не было тогда полностью заблокировано эо, поэтому между нами создалась связь, называемая эо-ри. Это…
— Я знаю, что это, — быстро сказала она и заявила нагло: — Я ничего такого не делала.
— Конечно, — согласился я, решив пожалеть девчонку: все равно от своей тайной (для меня явной) страсти она будет упрямо открещиваться. — Я вот что хочу сказать тебе, детка…
Глядя в ее смятенное личико, я оборвал фразу.
Можно долго растолковывать ей о последствиях случайного эо-ри, о том, что мы можем оказаться на время связанными энергетически, несмотря на блок, потому что завязка была на эмоциях и чувствах, а их не заблокируешь, но она не поймет, еще больше запутается, а то еще и возомнит о себе невесть что. Куда проще убить ее влюбленность в меня — тогда и возможная наша связь умрет, пропадет.
Придется разбить этой красноволосой девчушке сердце.
Я прошелся бесстыдным взглядом по ее телу, очертания которого успешно скрывал мешковатый красный костюм, и внимательнее вгляделся в лицо. Девушка оказалась обладательницей такого типа красоты, который не привлекает внимание сразу, не застает врасплох. Кажется, ничего особо привлекательного нет в этом лице с тонкими чертами, но как гармонично сочетаются эти черты, как мило одна бровь приподнята выше другой, и сколько оттенков намешано в глазах, кажущихся на первый взгляд обычными голубыми. Будь у нее легкие светлые волосы, она бы сошла за типичную лирианку. Но волосы у нее тяжелые, прямые, длинные, и отливают рубином.
Я загляделся на девчонку, и это ее не на шутку встревожило.
Она нахмурила брови и, настороженно на меня таращась, спросила:
— Что это ты выглядываешь?
— Да так, присматриваюсь. Ты вроде ничего. Да, сойдет. Идем.
— Куда? — опешила девушка.
— Куда-нибудь в укромное место.
— Зачем?
Девица так забавно удивлялась, что мне даже расхотелось рушить ее влюбленность. Честное слово, иногда эти юные птенчики бывают очаровательны. А потом некоторые из них вырастают в хищных птиц вроде Ларии…
— Де-е-етка, не глупи. У нас был эо-ри, так что некоторое время мы будем связаны, а ощущения обострятся; в общем, нам будет хорошо вместе. Давай этим воспользуемся и как следует развлечемся. — Полюбовавшись на ее вытянувшееся лицо, я сделал контрольный выстрел: — Ты должна гордиться собой. Не каждый день звезда Союза предлагает себя ублажить. Кстати, я люблю доминировать и презираю всякие там нежности, мне нравится немножко боли — причинять, конечно. Не против пикантной боли?
Сказанного было достаточно, чтобы красноволосая оскорбилась, ужаснулась, разозлилась, или, напротив, расплакалась и убежала. Но девчонка осталась на месте, и мордашка ее стала задумчивой.
Перегнул? Она поняла, что разыгрывается спектакль? Задумчивости нам не надо. Желательно, чтобы она враз потеряла ко мне интерес, и, что тоже было бы очень желательно, навсегда.
Кажется, я и правда перегнул. Надо было все-таки взять в свое время пару уроков актерского мастерства.
Девчонка пришла к какому-то выводу и, обратив на меня серьезный взгляд сине-зеленых глаз, спросила твердо, строго, сухо, что никак не вязалось ни с ее видом, ни с ее недавней растерянностью:
— Что ты делаешь? Я же тебе не нужна. И все это тебе не нужно.
Я усмехнулся; она права — в нынешнем состоянии мне сексуальные игрища не по силам. Разве что могу поучаствовать в них в роли бревна.
— Да, ты мне не нужна, — признался я. — Здесь в другом дело, детка. По твоей вине я неделю в изоляторе просидел. Самое минимальное, что ты должна сделать — прощения попросить. Но это не искупит твоей вины. Зато ты можешь, — я ухмыльнулся похотливо, — доставить мне толику удовольствия. Не энергетического, а обычного. Ну так что?
— То есть ты хочешь, чтобы я отплатила за изолятор? — уточнила она.
Да, дрянной из меня актер, раз единственная зрительница, наблюдающая за моим спектаклем, смотрит эдак скептически. Но я ничего не могу с собой поделать — мне никогда не приходилось так разговаривать с женщинами. Из-за этого и фальшивлю.
— Неделя в изоляторе — неделя отработки, — заявил я. — Ладно уж, секс отменяется, по тебе видно, что ты полный дилетант в нем, так что можешь отработать иначе. Поработаешь моей прислугой: станешь выполнять все указания, заботиться о моем комфорте, а во время перерыва на мусорке будешь делать мне массаж. Плечи затекают.
Я демонстративно подвигал плечами.
— Хорошо, отработка так отработка, — неожиданно согласилась она. — Плечи могу размять прямо сейчас.
Ее тонкая ручка легла мне на плечо; удивленный сверх меры, я уловил какой-то звук позади, оглянулся и увидел злобную и запыхавшуюся физиономию Лысого, от которого так удачно скрылся недавно. Охранник торжественно достал из чехла КИУ, но нажать на боль-приносящую-кнопку не успел.
Девчонка нажала первой. И как нажала!