— Все, все, — успокоил собравшихся Щукин. — Основными своими соображениями я с вами поделился. Подробности обсудим как-нибудь в другой раз и, не исключено, несколько иным составом. А теперь… — он загадочно улыбнулся, так что у большинства участников встречи приятно защекотало в области желудка.
Но тут заерзал, привлекая к себе внимание, господин Усачев.
— Позвольте экспромт! — попросил он. — Всего одну Минуточку!
На инфантильном личике проступили пятнышки смущения, особенно заметные в ямочках на щеках. Усачев встал, поднес близко к глазам листок, исписанный крупным школьным почерком и зачитал:
— Ничего себе экспромт, — возразил кто-то. — Про прореху на обоях — это была моя фраза. Как насчет поделиться гонораром?
— Не возражаю, — охотно откликнулся Усачев.
— Мило, — сказал Щукин. — Очень мило. Я бы даже поаплодировал. — Он несколько раз беззвучно хлопнул в ладоши, не вынимая их из рукавов. Зал поддержал овацию.
«Ай да пупсик! — завидовал Толик, аплодируя вместе со всеми. — Пока остальные расслабляются, некоторые делают деньги. Интересно, сколько авторов будет перечислено в выходных данных? Я бы тоже попретендовал на свои пять процентов».
Коровин вместо аплодисментов постучал концом крючка по столу.
— А теперь… — снова начал Щукин. — Или лучше хором? Давайте: три-четыре!
— БАНКЕТ!!! — слились в восторженном вопле несколько десятков голосов.
А может, и не бездарно? — подумал Толик о потраченном дне. На таких условиях он, пожалуй, не имеет ничего против того, чтобы сделать эти собрания ежемесячными.
— Ну, как тебе? — спросил Борис у Анатолия, когда они, влекомые плотной толпой, бок о бок пробирались к банкетному залу.
— Да так… — осторожно ответил тот. — Могло быть и хуже. Хотя непонятно, с чего это вдруг наш кормилец решил закрутить гайки?
— Погоди. Как говаривала, а вернее сказать, певала наша примадонна, «Толя, еще будет»! — предрек Оболенский.
— Думаешь?
— Угу. И тебе советую. Ты только, слышь, громкость чуть убавь. Это у пауков ушей нету, а у нашего брата… — Борис выразительно покосился на спешащего чуть впереди Прокопчика и приблизился к Толику вплотную. — Я вот что думаю. А не планирует ли наш Василий Алибабаевич таким образом плавно прикрыть свой Клондайк? Может, не окупаемся мы или надежд его не оправдываем. Да и как тут окупишься при таких гонорарах? Вот он и решил свое меценатство спустить на тормозах. А те шедевры на заданную тему, что мыс тобой по инерции еще накропаем, нам же самим придется куда-нибудь пристраивать. И получит он в итоге ту же агитацию, но забесплатно.
— Вряд ли, — понизив голос до предела слышимости, возразил Толик. — Как только наши раскусят фишку, они со злости на бедных паучков такой ушат помоев выльют! Ты представляешь?
— Многие и сейчас пишут такое, что просто… Э-эх! — вздохнул Борис. — Ладно уж, пришпорим лошадей, поручик. А то сытый голодному, сам знаешь, не что?
— Глаз не выклюет, корнет?
— Да будет так! — провозгласил лже-Борис.
Глава одиннадцатая. Антон
— Да не испугался я! — Разве?
— Да… как сказать… В общем, конечно, испугался, но это был не простой страх высоты или там водобоязнь.
— А что же?
— Ах-х-х-х!-Антон уронил локти на округлый край стола и остервенело впился пальцами в непослушные вихры над ушами, потащил в разные стороны. Тянул, вроде, волосы, а получалось — время.
— Перестань зажиматься! Говори как есть.
— Как есть… — ему было трудно привести в порядок мысли, облечь их в слова, он никогда раньше не пытался обсуждать свои проблемы с кем-нибудь еще. Да и с самим собой, положа руку на сердце, тоже не пытался. Как тут объяснишь… — Ну вот смотри. Тебе, когда ты на вертолет взлетающий забираешься, бывает страшно? — Бывает, — его собеседник вскинул широкие плечи.
— Бывает, — удовлетворенно повторил Антон. — Тем не менее ты за стойку цепляешься, по колесу взбираешься, в кабину запрыгиваешь и все, что там полагается, делаешь, так?
— Так.