Арабо-израильские войны

…К этому же времени относится и совсем маленький эпизод, когда однажды в выходной от нечего делать мы забрели на так называемое «европейское кладбище» в Гелиополисе. Было очевидно, что там хоронили немусульман. Среди нескольких рядов вполне ухоженных могил одна привлекла наше внимание. На скромном надгробии было выбито Рtе, то есть английское стандартное сокращение от Private — «рядовой», «солдат». Тут же годы его жизни, 1918–1942, и имя, ну, скажем так — Леви Мордехай. Над всем этим красовалась хорошо видимая шестиконечная звезда. Было ясно, что здесь похоронен солдат британской армии, павший в самый решающий момент сражений с германским корпусом Эрвина Роммеля.

Вид этой ухоженной могилки, да еще со звездой Давида, просто поразил нас; ведь зная о тех, мягко говоря, очень недобрых чувствах, что в своей массе испытывали египтяне к евреям, никто из них даже и не подумал, чтобы осквернить это захоронение, повалить надгробие, испачкать надписями или замазать звезду. Это делает им честь.

А вот, кстати, другой, исторически подтвержденный случай благородства со стороны арабов — в момент вынужденного ухода жителей Еврейского квартала в Новый Иерусалим вечером 28 мая 1948 года, когда печальная процессия женщин, мужчин, старцев, детей двигалась под градом плевков и оскорблений к воротам Сиона, из их рядов внезапно вышел престарелый «ребби». В руках у него был свиток Торы — еврейского священного писания, которое он вынес из синагоги. Этот свернутый пергамент шириной в три фута (почти что метр) и длиной в 23 фута был достаточно тяжел. Раввин нес его «в обнимку», но силы, очевидно, покидали его. Выбрав глазами одного из арабских зрителей, наблюдавших их унижения, раввин решился и внезапно вручил ему этот свиток со словами: «Это священный предмет из нашей синагоги. Я доверяю его вам. Возьмите его под свою защиту».

Араб — имя его сохранилось — Антуан Альбина исповедовал христианство, и он поступил по-христиански. Свыше десяти лет он хранил эту Тору у себя дома, вполне возможно подвергаясь какой-то опасности со стороны мусульманских экстремистов. Одиннадцать лет спустя, то есть в 1959 году, он увидел первого еврея, появившегося на улицах Старого города. Это также был раввин, но американский — по имени Элмер Бергер, известный востоковед, который получил специальное разрешение от иорданских властей посетить город. А израильтяне туда вообще не допускались, для них это была бы словно вылазка на вражескую территорию. Доктор Бергер абсолютно неожиданно для себя получил этот бесценный дар, затем увез этот 700-летний пергамент в Америку. Будучи известен за свои антисионистские убеждения, он в конце концов передал эту Тору в синагогу Нью-Йорка, где она, возможно, хранится и поныне.

В начале 70-х стало заметно, что арабы всерьез взялись за боевую учебу и освоение нового советского оружия. Все чаще среди барханов в пустыне можно было заметить группы солдат, отрабатывающих упражнения на местности, явно по теме: «Овладение опорным пунктом противника в условиях пустынного и пересеченного рельефа». Все до единого были с новенькими «Калашниковыми», каждый третий с гранатометом. Тут же на многочисленных стрельбищах — а безлюдная пустыня вся была таковым — они практиковались в стрельбе, а дружные залпы и длинные очереди свидетельствовали, что патронов не жалели.

Кстати, был у египтян и свой собственный автомат, носивший название «Порт-Саид», это было грубое изделие из дерева и металла, и про него наши спецы шутили: «Метров на 30 убить может, а вообще долетает на 50». Популярностью в их войсках он не пользовался.

Конечно же подобная подготовка шла и в других родах войск.

Где-то в марте состав группы майора Баранова уменьшился сразу на две трети. Всех тех, кто подходил по воинской специальности, отправили «в поле» заниматься приемкой прибывающих зенитчиков, которые прошли курс обучения в Союзе. Эти солдаты производили уже совсем другое впечатление, чем те, которых мы встречали год или полтора назад. Они были более уверены в себе, шустры, с удовольствием демонстрировали свою выучку и знания, полученные в Союзе.

Иногда, когда поблизости не было офицера, они доставали из карманов и показывали фотографии своих подруг, оставшихся в России. При этом комментировали по-русски с акцентом: «Это — Галь-я, это — Насть-я». Было видно, что своими достоинствами наши российские девушки и женщины произвели неизгладимое впечатление на «воинов Аллаха», чем немало способствовали укреплению советско-арабской дружбы, как мы тогда говорили.