«Я следил за тем, как письмо сначала оказалось в руках секретаря, затем у Зиморовича, а потом отправилось обратно. Последняя надежда на спасение угасла. Судья вместе с лавниками решил не откладывать увлекательного зрелища, особенно учитывая, что публика уже собралась, а с улицы доносились удары топоров, которыми сколачивали помост. Зиморович шепнул мне, что это письмо от Лоренцо, но там было только обещание избавить меня от хлопот, и больше ничего. Такое впечатление, что должно было быть еще одно письмо, но его нет. Меня отвели снова в тюрьму, я сел на солому и закрыл глаза. Все это не укладывалось в моей голове. Куда девалась Юлиана? В чем заключается загадка ее письма? Какое отношение имеет она к убийствам? Что делала у меня дома маска совы? Неужели это Юлиана убивала? Удивительно, как можно столько времени искусно скрывать свои намерения и, несмотря на дружеские отношения, ни разу их не выказать. Но если бы она мне доверилась, то нет гарантии, что я бы ее не отговорил от такого поступка. Она никогда не выказывала особой заинтересованности в убийстве проститутки. Так почему же вдруг принялась мстить? А может, это не она, а кто-то, кому она помогала?
Дверь приоткрылась, вошел Каспер и, следуя процедуре, попросил прощения за то, что меня вскорости ждет. Как странно было мне слышать это из его уст. Спросил, не нуждаюсь ли я в чем-либо. За ним стояли двое лавников, и он не мог сказать ничего лишнего, но взгляд его говорил, что он, вероятно, намерен мне помочь так же, как Гальшке. Возможно, это действительно выход. В тот день, когда меня арестовали, я попросил бумагу и чернил и принялся описывать свою историю. Сегодня меня еще должна проведать Рута, и я передам ей эти записки, адресованные в никуда.
Я сказал Касперу, что хочу вина. Он кивнул. Я сказал – белого и красного. Он понял, потому что после «белого» я сделал красноречивую паузу. Белое вино будет сдобрено экстрактом роделии. Такой будет последняя услуга палача. Хотя от четвертования это меня не спасет, но все же казнить будут уже бесчувственное тело. Как-то раньше я никогда не задумывался над тем, что очень часто казнь назначали в тот же день, когда был суд. Мне была безразлична эта особенность, пока она не касалась меня. Теперь осознание того, что все происходит слишком быстро, угнетает меня, я начинаю погружаться в воспоминания, но они так болезненны, хочется оказаться снова где-то там, в Венеции, подальше отсюда. Господи, прими мою грешную душу!»