Аптечное дело

— Вероятно, ее исчезновение стало результатом вашего разговора с ФСБ, — заметил он. — Подобного осложнения они не ожидали.

— Почему?

— Потому что у вас всегда была подмоченная репутация. Похитители меньше всего ожидали, что вы со своими проблемами обратитесь в компетентные органы. Да признаться — я и сам несколько удивлен.

— Просто данный случай сильно отличается от предыдущих, — мягко заметил я. — Кроме того, и для меня, и для многих других изменилась сама наша жизнь.

Бурциевич рассмеялся — смех его звучал уверенно и достаточно громко.

— В любом случае вы их, похоже, спугнули, и теперь мошенники пытаются замести следы. Но скорее всего само дело состряпано умело, какими бы ни были мелкие детали. Весьма вероятно, сам Табаков вернется домой через пару-тройку дней и будет просто потрясен происшедшим. Хотя это не так уж и важно в конце концов.

— Нет, важно, — возразил я тоном ровным и холодным, как арктический залив. — Я-то как раз и ловлю этих обманщиков. Мне за это деньги «плотют».

Роберт Бурциевич опять засмеялся, но на сей раз его смех прозвучал как дуновение южного ветра. Даже еще теплее. Это был смех человека, абсолютно ни в чем не сомневающегося. Он умиротворял собеседника, изгоняя все сомнения и тревоги, будто легкий бриз в кронах пальм на берегу океана. Нельзя было не верить ему, настолько он был дружелюбен и надежен.

— Я знаю, — сказал Бурциевич. — Вы же только что сами сказали. Времена изменились и люди тоже. Делом Табакова теперь есть кому заняться. Если вы позвонили в ФСБ — будьте спокойны на этот счет. Дело в надежных руках. Меня же это дело вовсе не касается, просто жаль, что вы теряете свое время. Никто не воздаст вам по заслугам.

— За что же мне воздавать по заслугам? — поинтересовался я.

— Откровенно говоря, мне всегда казалось, что человек вашего ума и способностей мог бы добиться чего-то большего. Я задаюсь вопросом: а не страдаете ли вы от ошибочных идей в отношении бизнеса? Я имею в виду не банальную торговлю в магазине, но бизнес того масштаба, которым занимаюсь я.

— Возможно, я недостаточно знаю об этом.

— Уверяю вас, это не менее увлекательно, чем то, чем вы не раз занимались сами. Просто в ином роде. Большая корпорация — это целая империя. Ее отношения с другими корпорациями и отраслями промышленности сродни отношениям между государствами. Здесь есть и дипломатия, и союзы, и заповедные зоны, и шпионаж, и войны.

Довольно часто приходится просто переступать существующие законы и ограничения. Вот что я имел в виду, говоря о необходимости сильной исполнительной власти. Думаю, если бы вы ушли в бизнес, то увидели бы, что он во многом перекликается с вашей деятельностью. Для того чтобы управлять поведением большого количества людей, необходимо огромное количество самых разнообразных правил. Как для детей. Следовательно, должны быть и родители, люди, которые могут преступать эти обычные правила. Думаю, среди этих людей вы бы чувствовали себя нормально. Я уверен, что именно в бизнесе полностью раскрылись бы все ваши блестящие способности, пригодились бы ваше обаяние, ваша дерзость и ваша — смею сказать — безжалостность.

— Вы, наверное, правы, — сказал я, едва заметно улыбнувшись. — Но кто же предоставит мне такую работу?

— Я, — проговорил Бурциевич.

— Вы?! — удивленно спросил я.

— Да, — ответил Бурциевич. — Буду с вами совершенно откровенным. Когда я просил Ларочку пригласить вас сюда, я думал больше о своем предложении, чем о делах какого-то там Табакова. Можете назвать это сумасшедшей идеей, можете — предчувствием. Знаете, вы не сумеете далеко продвинуться в бизнесе, если не будете иметь в запасе подобных идей. Уверен, что такому человеку, как вы, я с удовольствием платил бы тысяч… сто долларов в год.

Придвинув стакан, я взял его и стал медленно вращать, вдыхая аромат напитка. Ну вот и все — все ответы и все объяснения получены. Интуиция подсказывала, что обычным оружием моего противника не одолеть. Как сказал Бурциевич, есть случаи, когда необходимо переступить через законы и ограничения. Вне обычного, законопослушного мира средних людей существовал особый мир — чтобы с ним бороться, необходимо было проникнуть в него. Иначе он оставался неуязвимым и непроницаемым, как если бы находился в ином измерении. Я сардонически улыбнулся при одной лишь мысли, что Бурциевича можно одолеть в рамках обыкновенного закона, действующего для обычных граждан. Даже не учитывая своей собственной своеобразной репутации, мои обвинения против Бурциевича будут звучать смехотворно. И не потому, что он очень богатый человек. Это произойдет потому, что его положение, уважение, которым он пользуется, его абсолютно искренняя убежденность в собственной правоте и авторитет будут той броней, от которой, как резиновые мячики, отлетят любые обвинения, выдвинутые мной.

К счастью, я тоже умел ориентироваться в том измерении, в котором не действовали обычные правила, а общие для всех законы превращались в пустой набор слов.

Я допил свой бренди, насладился ароматом последнего глотка, поставил на место стакан и сказал: