Апперкот

До полудня шли с этим же японским эскортом, постоянно слушая их переговоры, но других японских кораблей так и не увидели. Зато из Озаки получили телеграмму, извещавшую, что западнее Цусимы показались дымы. До них было около двенадцати-пятнадцати миль, но даже с возвышенностей не могли разглядеть, кому они принадлежат, из-за мглистости горизонта. После этого связь пропала.

Судя по скорости их передвижения, вполне могло быть, что это и есть основные силы японцев. Столь позднее их появление вполне соответствовало выводам, сделанным из перехваченных японских телеграмм. Сейчас они отставали от нашего флота больше чем на пятьдесят миль, но постепенно нагоняли. Тем не менее по подсчетам выходило, что до наступления темноты все же догнать не успевают.

Японцы, по-видимому, тоже это просчитали и отказались от погони. Хотя их телеграфирование принималось гораздо лучше, чем с утра, сигнал перестал усиливаться. Частично снова удавалось разобрать текст шифрованных депеш. Уже позже, во Владивостоке после тщательного анализа и сопоставления их с последующими действиями, неясностей почти не осталось, что позволило выработать методику чтения новой японской телеграфной азбуки.

Спустя два часа сквозь работу не менее трех японских станций из Окочи пробилась еще одна короткая телеграмма. В ней говорилось, что шесть японских крейсеров обстреливают аэростанцию. После этого связь эскадры с Цусимой по радио опять оборвалась. А на параллели Ульсана преследовавшие эскадру миноносцы развернулись и ушли на запад. На хвосте теперь висели только два вспомогательных крейсера. Их силуэты маячили за кормой до самого заката.

Судя по всему, миноносцы ушли на бункеровку, чтобы ночью догнать и атаковать. Исходя из этого, требовалось срочно отрываться и затеряться в море. Как только окончательно стемнело, курс сменили на северо-восточный и шли так всю ночь. С рассветом уже привычных сопровождающих не увидели. Должно быть, они отстали в темноте. Видимость была до самого горизонта, на котором не просматривалось ни дымка, ни паруса.

Далее до самого Владивостока никого не встретили, хотя периодически слышали японские переговоры. Но, вероятно, из-за большой дальности принимались только обрывки депеш, понять из которых что-либо не удавалось. Своими станциями для передачи сообщений на протяжении всего перехода не пользовались.

Только не доходя сорока миль до острова Аскольд связались по радио со своей базой. Работали на минимальной необходимой мощности, не желая привлекать внимания противника. Однако сильный природный фон затруднял работу радиотелеграфа, поэтому на вызов откликнулся лишь расположенный ближе всех гарнизон залива Стрелок.

Выяснив, что у наших берегов японцев не видели, вызвали оттуда эскорт и утром 6 августа, следуя в тумане за тральным караваном, не найдя вражеских мин и благополучно пройдя фарватером мимо своих оборонительных заграждений, вошли в залив, встав на якорь под северным берегом острова Путятина.

Здесь узнали, что из полученной штабом флота вчера уже глубокой ночью телеграммы, пришедшей кружными путями из Циндао, известно, что японцы ограничились только обстрелом северного побережья Цусимских островов. Ожидавшейся штабом наместника и даже считавшейся весьма вероятной попытки высадки войск предпринято так и не было.

Хотя с Цусимы никаких сообщений по радио не принимали, скорее всего, по причине активного противодействия японцев, работу нашей станции из Озаки слушали с крейсера второго флагмана германской Восточно-Азиатской эскадры «Ганза», маневрировавшего южнее Квельпарта. Депеши шли открытым текстом, так что требовался лишь элементарный перевод. Далее контр-адмирал фон Мольтке уже в кодированном виде передавал все это своему шефу, а тот – в Адмиральштаб в Берлине. И только оттуда, через нашего атташе, сообщения дошли до Петербурга, а потом и до Владивостока. Учитывая путь, пройденный депешей, она еще удивительно быстро добралась до своего конечного адресата.