Аппендикс

Будучи простушкой, я разделяла варварское заблуждение, что профессиональные качества могут быть достаточным условием для надежды на лучшую участь, и печатала свою биографию, таскаясь по разным местам с листочками в руках. Порой я посылала ее по электронной почте, хотя в тот момент, когда я оказалась в сих благословенных местах, почти никто не знал, что это такое. Ни разу мне не позвонили и не ответили. Однажды, еще не выйдя за дверь, я увидела, как только что сладко беседовавшие со мной мужчина и женщина опустили мою страничку в мусорное ведро. Это тоже, как почти все здесь, было эротично, и я подумала, что они прекрасно чувствуют друг друга. Он его ей подвинул, а она его туда положила. Их лица без личин вежливости поразили меня своим выражением холодной усталости. Лишь позже я поняла, что резюме, которые мне помогал писать тот самый человечек, были полны грубых орфографических ошибок. Можно было себе только представить, как потешались все их читатели! К сожалению, правила приличия, принятые в этой стране, не позволяли им делать замечания и поправки. Однако после того, как несуразности были подчищены, ничего не изменилось. Впрочем, были и исключения. На мои объявления о преподавании русского языка быстро откликнулись. Только троим, правда, он был действительно нужен (одному – для работы, другому для общения с невестой, третьему для тайного прочтения имейлов юной жены), остальными же он был воспринят как эвфемизм.

Вместе со страной Яилати, которая бежала по Италии, словно высвободившийся из стекла ртутный шарик, я носилась из конца в конец города. Яилатцы, часть которых были нелегалами, боролись за выживание в криво отраженном мире. Постепенно, хотя для меня и неожиданно, из странницы я превратилась в одну из них и узнала, что наша основная цель – получение разрешения на жизнь. Однако, несмотря на множество работ и скупые ходатайства моих знакомых, у меня никак не выходило получить подтверждения о своем проживании в месте, где проездом я жила уже годами, каждый раз при оплате работы получая на двадцать процентов меньше, потому что они шли в госказну. Парадокс рос тут, как трава в треснувших фасадах. Ведь вроде бы меня здесь не существовало, но все равно почему-то приходилось платить. Мои подозрения в том, что я зомби, снова подтверждались.

Там, куда меня нанимали на короткий срок, прекрасно знали, что я из Яилати, и потому, чтобы не потерять достоинство, которое иногда становится единственным достоянием иммигранта, рано или поздно приходилось сваливать.

Немолодая пара, играющая в игру «мы левые», владела квартирой на одной из красивейших площадей города и турагентством вблизи фешенебельных кварталов – на другой. Часто супруги плакалась нам, в основном нелегалкам, работающим на них по-черному по девять часов без перерыва на обед, как трудно им сводить концы с концами. Мы утешали их, а они предлагали нам безвозмездно кофе из автомата. Обжигаясь, мы тащили его в комнату, в два окна которой врывалась перспектива площади с хвостоногим красавцем по центру. Запрокинув голову, он заглатывал воду из огромной раковины, и вода стекала в другую, что служила ему троном. С трудом удерживая его вместе с торсом на своих сплетающихся хвостах, в поддоне с низко стоящей водой дельфины напрасно разевали пасти от жажды, пока уже не мраморный, но живой дядька с привязанными к голове предметами и надувными шариками, набирая воду в рот, щедро оплевывал ею прохожих. На их возмущения он застывал, состроив комичную рожу и высунув язык. Всегда отлично одетый, он появлялся на площади ровно в девять утра и заканчивал дирижировать ею к шести вечера. Говорили, что раньше он был директором банка и вот вроде бы сошел с ума. Однажды по дороге к нашему временно общему месту работы я заметила его в автобусе. Вел он себя смирно, на голове не имел никаких предметов и даже заплатил за проезд. Что бы с ним ни произошло, был он человеком весьма разборчивым: куда лучше управлять такой праздничной площадью, чем торчать за решеткой банка. Я заглядывалась на него, потешаясь над разгневанными или недоуменными людьми, стряхивающими с себя брызги двух фонтанов, пока в дверях не появлялась слезливая хозяйка. Вообще жалобы тут раздавались отовсюду, будто из Дантова Ада, и однажды приятель объяснил мне, что это просто нормальная защита от повсеместной зависти и сглаза.