Аппендикс

Стоило ему появиться, и сразу же сумрачное помещение, куда даже в летние дни едва проникал естественный свет, наполнялось тусклым рассеянным солнцем. Но таким бледным солнце Марио было лишь от собственного смущения светить во всю силу и от боязни ослепить других.

У нас было так заведено, что мой веселый меньшевик (благодаря своей теплой, от души идущей дипломатичности и смекалке дослужившийся до консультанта по вложениям), завидев меня в очереди, звал к себе в закуток.

Он восседал у маленького низкого зарешеченного оконца, выходившего в дворовый садик, а я располагалась напротив в удобном кресле фрау, словно на приеме у психолога. Его финансовые советы мне были нужны, как ему самому расческа, но тем не менее мы всякий раз оживленно беседовали около получаса, а то и больше, несмотря на то что неподалеку его ожидали настоящие клиенты: морщинистые, загорелые, с похоже разрисованными лицами матроны в легких одеждах и приличные господа в пастельных кашемировых свитерах или индивидуально сшитых рубашках, галстуках и длинных пальто. Эти важные птицы послушно и скучно ждали, пока Марио закончит говорить со мной о Буковском и Леопарди. С робостью малознакомых людей, которая перебивалась какой-то непонятной волной радости, мы обсуждали фильмы Линча и немое кино, пока буржуи достойно ерзали на неудобных стульях.

В этот день я пришла в банк, чтоб получить деньги от одного хламурного журнала. Конечно, мне было стыдно, что мои чувства к любимому городу покрылись глянцем, но я утешала себя тем, что, возможно, несколько статеек, изрезанных редакторами до неузнаваемости и дополненных, согласно новым вкусам метрополии, словами «эксклюзивный», «роскошный», «коллекционный», «исключительный», «избранный», не причинили ему, да и никому другому особого вреда. Мне везло, что в моих краях так увлекались хламуром и что иногда туда соглашались принять за деньги какой-нибудь мой галлюциногенный бред. Здесь у моих знакомых хламур не водился даже в квартирном тубзике. Писался он для того, чтобы его пролистывать в зале ожидания у гинеколога или дантиста, там, где слишком неприятно ждать. Интеллектуалы, особенно левые, не должны были одеваться по моде, продиктованной всему миру их соотечественниками. Никто им был не указ, кроме франкфуртской школы, и вид у них должен был быть немного запущенный, потертый, небогатый, хоть в реальности порой рафинированный и вполне недешевый. Я не любила гладить, и у меня неплохо получалось косить под них, к тому же от гламура у меня начинало все чесаться, как от спрайта или учебника по истмату. Однако чего только не приходится делать ради какой-нибудь спирали салата. Как говорится, если б не мамон да не брюхо, грелась бы себе на печи старуха. Перевод был только что отправлен, деньгоблеватель не откликался, и добрый Марио позвал меня в обход ожидающих, чтобы выдать мне несколько денариев заранее, тактично не спрашивая, за что они были присланы. Вместе с отложенным они составляли нужную сумму. Вот теперь бы и мчаться на вокзал, чтоб поскорей отдать их в залог будущему хозяину, но Марио не терпелось поговорить о новом фильме. В результате мы по-щенячьи сцепились с ним за искусство. Марио вообще восхищался фигурой творца, но понимал ее как-то романтически и был уверен, что искусство нарочно создано для того, чтобы люди могли поразмышлять, обнаружить красоту и сделаться лучше, и что в нем прописано какое-то конкретное послание, нуждающееся в расшифровке и интерпретации, чуть ли не рецепт.

Отслужив в армии, он прошел собеседование в банке и вот уже двадцать пять лет, лишь несколько раз поменяв филиалы, вращался вокруг одного пятачка.

Большинство его коллег закончили лишь бухгалтерскую школу, но сейчас в костюмах и галстуках, в этих мундирах офисных работников, они казались очень значительными, и взбалмошные типчики вроде меня тушевались при виде их респектабельности, не осознавая, что они были просто среднеоплачиваемыми слугами, с восьми утра до пяти вечера нагнетавшими свой геморрой, который мог лишь немного передохнуть, когда они выстреливались пулеметными очередями на молниеносный стоячий обед в места поблизости.