Апокриф

– А их здесь нет, – ответил я. – И копья нет. Это была ловушка – глупая, детская обманка. Пустышка.

– Может, тогда и в храм не пойдем? – спросил Илья.

– Ну уж нет, – воспротивился я, – мстить так мстить! Чтобы впредь неповадно было такое замышлять.

– Да разве кто-нибудь уцелел? – удивился Никита.

– Конечно, место ведь святое, а значит, само по себе творит чудеса. Так что там заговорщики – сидят, молятся и нас поджидают. А мы уже здесь!

Тяжелые ворота церкви были закрыты и, очевидно, забаррикадированы, что не могло нас остановить.

– Илья, давай! – Я повелительно махнул рукой.

– Почему я?

– Не кокетничай!

Илюха просиял и с несвойственным еврею ухарством подбежал к дверям. Положив на них ладони, он постоял, словно к чему-то прислушиваясь. На наших глазах его ладони погрузились в твердый материал ворот. Перехватив преграду поудобнее, Илья резким движением вырвал ее с корнем и бросил назад через голову. Тяжеленные ворота со всеми своими петлями, засовами и монахами, держащими их с той стороны, взлетели в воздух и смачно рухнули оземь, поднимая столбы желтой пыли.

Оставшиеся в живых монахи вскочили на ноги и бросились на Илью. Он даже не вглянул в их сторону. Обернувшись вокруг своей оси, Илья поднял левую руку вверх, в сторону нападающих, и потянул их на себя. Те послушно ускорили бег, будто собирались таранить ненавистного супостата. Вот только надо было монахам следить за обеими руками. Вытащив святых бойцов на себя, Илья коротким движением сунул правую ладонь им в противоход. Мятежники дернулись. Их головы будто напоролись на невидимую косу и, противно треща ломающимися шейными позвонками, посыпались на землю. Вмиг побелевшие лица монахов уже стукались о каменное покрытие монастырского двора, а их тушки все еще продолжали свой бег – последний забег мертвецов. Сделав еще пару шагов, бездыханные тела обмякли и упали на землю.

– Так драться можно! Мне их даже трогать не надо было, всего лишь командовать этими… тупыми. Прикольно! – Илья радостно и несколько нервически хихикал.

Парни остались караулить вход, и в храм я вошел один. Сверху с потолка на меня смотрели недовольные лица ангелов, намалеванные без всякого смысла через каждый метр. Какие-то иконы стояли вдоль стен – судя по излишней анатомичности изображения героев, века восемнадцатого. Да, не выдержали армяне, стали к себе иконы в церкви пускать, хотя и не сегодня, а века так с семнадцатого, но все равно обидно. Ну да ладно, за обиду я их, кажется, и так проучил. Мое внимание привлек рисунок, изображенный на опорных столбах перед алтарной частью храма. Друг напротив друга на нем были изображены два персонажа. Один мне был без надобности, а вот второй, на левом столбе, сжимал в руке наконечник Копья. Того самого, за которым мы сюда и приехали. Только вот по виду не похож был этот гражданин на Гая Кассия, Лонгина в крещении. Скорее эти ребята на столбах есть апостолы Фаддей да Варфоломей – основатели армянской церкви.

Я разглядывал коллегу первого призыва, оставившего мне подарочек, который местные хлопцы никак не хотят отдавать, и удивлялся упрямству этих людей. Во всем происходящем прослеживался некий умысел, что-то же еще за этим должно стоять, кроме тупости? Пожалуй, надо задать кое-кому вопросы. Тем более что этот кое-кто как раз крадется сейчас за моей спиной. А в руке у него посох, и он даже занес его над головой, чтобы пронзить меня, как парного поросенка шомполом.

Католикос, конечно, парень крепкий, но воин неумелый. Они явно с Енохом в одну спортивную секцию ходили. Скорость, с которой глава Церкви пытался нанизать меня на свой крючок, давала мне возможность сбегать заказать кюфту, съесть ее и не спеша помыть руки. Да что там помыть – сделать маникюр, а потом еще и педикюр, и только затем уже заняться угрозой моему здоровью. Я повернул голову и посмотрел в глаза отчаянному священнослужителю.

– Мужчина, палочка-то у вас не осиновая ли часом?

От неожиданности он вздрогнул, пальцы ослабли, и палка вывалилась из его рук.

– Осиновая, – ответил он.

– Сам придумал или надоумил кто?

– Сам!

– А где копье-то, дедуля?

С дедулей я, конечно, хамил – католикос был ровно на двенадцать лет старше меня, так что мужчина еще хоть куда.

– Не здесь, – сглотнул он.

– Да это я и сам знаю! – скривился я. – Под алтарной частью, поди, только складень, где он хранился, и для лохов какая-нибудь старинная копия артефакта. Так?

– Так.

– А само копье с двумя ветхозаветными пердунами в Гегардаванке?

Католикос молча кивнул. От него исходил резкий запах страха.

– Гарегин, э-э, какой ты там по очереди?

– Второй.

– Ну, это не важно. Жить-то хочешь?

Ответ был прост, и не верить ему у меня не было оснований:

– Очень!

– Ну так и живи, Ктрич, ставший Гарегином, и правь своими армянами. Только больше вот этих штук не надо! Мы с ребятами сейчас ненадолго отскочим, сам понимаешь куда, а ты тут пока приберись и начинай уже с паствой работать. Парень ты не пропащий, в Московской Патриархии учился – исправишься. Даниила почитай, и все у тебя будет хорошо.