Аплодисменты

Гримерная замерла в гробовом молчании. Старушка? Нет. Пожилая женщина? Поздновато… Пожилая леди — вот самое правильное. Эта восьмидесятичетырехлетняя женщина целый съемочный день проходила в корсете, поглядывая на себя в увеличительное зеркальце. Ни разу не пожаловалась на жару и дым в павильоне. На то, что нельзя присесть до самого перерыва. На то, что в буфете есть чай, но нет крепкого черного кофе. Все мое свободное время я с нее не спускала глаз. О, пожилая леди мне очень нужна. Обязательно надо будет использовать это зеркальце. В фильме «Рецепт…» героиня встречает своего бывшего возлюбленного — когда-то молодого красавца. Но с тех пор прошло пятьдесят лет, и он уже стар. А она, из-за своего чудодейственного средства — эликсира молодости, все та же. «Не ты ли огнем опалила мои молодые годы?» Но он ее не узнал. Похожа, но не она! И вот, в музыкальном номере «Память» я, в окружении старушек, которые прошли со мной по пути многовековой пестрой жизни актрисы (тут я могу ошибаться в определении этого особого мира, его в литературном сценарии не было. Это фантазия режиссера), внимательно рассматриваем себя в маленькие зеркальца, как та необычная пожилая леди. И героиня фильма Эмилия Марти поет:

…Вы поняли, меня не узнают!
Я та же и не та, где ж волшебство?
Что странного — но я его узнала,
А он со мной был там и встретил тут —
И не узнал… есть в этом грусть финала.

Так роль Эмилии Марти «пошла по ниточкам» плестись с той самой восьмидесятичетырехлетней женщиной, пожелавшей стать шестидесятилетней!

Сейчас картина в съемочном периоде. Я смотрю вокруг и вижу только пожилых и старых людей. И опять фигура моего папы, чем дальше летит время, тем вырастает все крупнее и весомее. Как же он трагически расставался со своей бурной силой. Сначала ее безжалостно разбрасывал. А потом дрожал над остатками, терпел и не расходовал себя. И… опять буйствовал — не мог представить, что это происходит с ним, именно с ним. В шестьдесят пять лет полез в дружескую схватку с сыном своего друга — двадцатилетним парнем. Ни я, ни мама не могли его остановить. Он задыхался и пыхтел, ругался и призывал всех богов. И уложил все-таки растерявшегося парнишку «на лупаты», но сказал маме: «Ето, Лель, усе. Мне вже блин. Старысть, дочурка, ето когда человек аккынчательно выдохсь… и вже никакими средствами. Старысть — ето усталысть». И опять сидел перед зеркалом, изучал себя, водрузив на нос очки, и свои и мамины.

— А Лели — ей хоп хрен по диревни, рази ж я у пятьдесят лет во так во себя довев?! У ней же самой, щитай, почти што чистых сто кило, мамыньки радныи.

Действительно, мама — ни в одно зеркало, никаких возрастных переживаний, причитаний. Ее «это» словно и не коснулось. Папа же так искал свой эликсир, желанный рецепт молодости, что моя роль трехсотлетней героини опять с невероятной силой вернула меня к папе. Когда мама читала сценарий, она говорила: «Вот бы нашему папе такой рецептик… Да он бы за такое дело уж точно с церкви спрыгнул».

Сейчас меня интересует время от послеполудня до вечера. Сумерки. Замечательно красивое слово су-мерки. Си-рень. Мамина любимая сирень. Сиреневый бульвар, сиреневые сумерки. И быть в сумеречном возрасте совсем не обидно. Это время, к которому я приближаюсь… Да нет, я уже в нем. Рассвет и закат. Дети и старики. Старики! Как я люблю вас! Раньше я об этом не задумывалась, это было так естественно — старый человек. Это несправедливо! Это больно и обидно! Как прийти к согласию с внутренним протестом? Ведь так я не сыграю роли. Надо смириться с неизбежностью. А как с этим смириться, когда такой разгул природы, как мой отец, пришел к закату. Я прослеживаю в памяти, как он перестраивался к «вечеру», я вспоминаю его пестрые сумерки и вижу, что в конце жизни он стал мудрым, выдержанным, терпеливым. Все эти качества абсолютно отсутствовали в его «утре» и «слепом жарком дне». Значит в «вечере» есть прелесть. И он неизбежен. А значит, в конце картины это надо донести до зрителя:

Да, старость неизбежна, ну и что ж?
Осталась грусть, но страха больше нет.
Хоть спета наша песня, но зато
Чем тише, тем бесстрашнее куплет!
Смотри, смотри на этот мир,
до опьяненья, до восторга!
Смотри, смотри на этот мир!
Смотри, он твой, и он ничей!
Когда пора уйти, уходим, как ни горько,
но лишь запомнив все до мелочей!
Смотри, смотри на этот мир!
До опьяненья, до восторга!