Аплодисменты

Но я сделала еще один для себя вывод. Если впереди монороль – у кого бы ты ни снималась, – обязательно перед работой каким-нибудь образом ближе познакомься с режиссером, пойми, какие «остановки» в его жизненном маршруте главные, что для него дружба, любовь, коллеги, талант, актер, любит ли съемочный процесс? Что не приемлет, и многое, многое другое… Главное же, хоть ненадолго, но растревожить друг друга. И если не сойдешься, то лучше играть небольшую роль, видеть свой заливчик, чтобы он, по возможности, украшал фильм. Так я и сделала. В 1981 году отошла от главных ролей и снялась в двух небольших ролях-красках, ролях, оттеняющих главных героев. Ада Петровна – скромная роль переводчицы в фильме «Отпуск за свой счет» у режиссера Виктора Титова. И небольшая роль в фильме «Полеты во сне и наяву» Романа Балояна. Роман Балоян рожден кинорежиссером. Он все видит через конкретный кадр. Всего несколько раз я была в Киеве на съемках, уж очень короткая роль. Но ее мне достаточно. Недостаточно было общения с Романом Балояном. На съемках все делал шутя, играючи, а какая получилась глубокая картина. А какой там Олег Янковский!

Воспоминания об одесской экспедиции были свежи и отзывались болью даже через два года, когда я получила сценарий от Эльдара Рязанова «Вокзал для двоих». Я перескочила через события, рассказав о «Вокзале» ранее. А пришла я в этот фильм очень настороженной, не забывая, чем кончаются самостоятельные поиски. Только теперь, перелистав время, можно отстраниться от робости, от боязни опять ощутить несовместимость.

Я пришла к Рязанову с твердым решением делать все, как он скажет. Первое время на репетициях, в разговорах, на пробе слушала, сплетала и приспосабливала «свое» к «его». С большим вниманием осваивала его правила игры: «Ребята, вы не молчите. Что мешает, сейчас перестроим, перепишем». Вдруг услышав ту пронзительную, драгоценную ноту в общем гуле, которая и есть интонация «сегодня» – самое трудное и ценное на экране, – Рязанов весело, легко, на ходу менял свой сценарий.

Рязанов заставил меня вновь поверить в то, что риск – как говорил мой папа – «благороднее дело». Ведь в роль по крупицам вносишь живое, узнаваемое, то, что находишь и обживаешь заново. Разве это не риск? Как же я боялась и чуть было не уверовала в то, что и в самом деле несносна. Ну что ж, буду и впредь «дуть свое»!

Сиреневые сумерки

И опять я «дую свое». И опять себя ругаю. И опять не сплю. И опять себя ненавижу.