На красивом Одесском бульваре золотая осень. Ноябрь, плюс семь градусов. Веревками отгорожена часть бульвара. Здесь проходят съемки. Посередине съемочной площадки двое людей возбужденно разговаривают. Видно, что между ними нет симпатии. Зажигается «диг», к актрисе подбегает женщина в ватнике, снимает с нее пальто, кофту. Актриса остается в легком золотистом костюме не по погоде. С другой стороны к ней подбегает мужчина, засовывает актрисе под мышку большой эмалированный таз. Это ее реквизит. (По ходу фильма героиня на нервной почве покупает ненужную вещь.) Актриса, продолжая разговаривать, нагибается, чтобы надеть золотые туфельки. А диалог между человеком в синей куртке и женщиной в золотистом костюме все напряженней и острей – это уже видно и слышно. Вот у нее на плече заблестела золотая сумочка… Очевидно, человек в синей куртке здесь главный, вот он махнул женщине – мол, хватит… Она обхватила лицо руками… «Мотор!» И вдруг! Таз летит на землю, туфли разбросаны по земле, а женщина босиком быстро-быстро бежит, пересекая отгороженную площадку, перепрыгивая через веревку, – и вскакивает в автобус.
Вы знаете, это была я. Стыдно, наверное, было глядеть со стороны на женщину в золотистом костюме, но это была я. И хоть жгите, режьте, уничтожьте… но жить мне в тот момент не хотелось. Сухие рыдания без слез сотрясали меня, как самая жгучая тропическая лихорадка. Ну зачем я так глубоко влезаю в роль! Да черт с ней, в конце концов, с этой сжатой спиной! Да живи и работай полегче! Приехала, погуляла по красивому городу, походила по компанейкам, послушала комплиментики, попела песенки под гитару, рассказала свеженькие анекдотики и историйки, прошлась себе в «легком кадрике» с тазиком, спиной от камеры – и «всем по привету», поехала домой. Так нет же, не сплю, лезу во все возможные и невозможные лазейки роли, раздражаю режиссера, переворачиваю характер героини… Зачем, зачем на меня это свалилось? Что это? Ответственность, зрелость, характер, опыт – «сын ошибок трудных»? Ну ответьте мне, помогите, невозможно же так!
…В автобус вскочил режиссер. У него такая же трудная жизнь и несовместимость со мной. Каждый прав по-своему. У нас происходит пронзительный диалог, где мы извергаем все, что бурлит внутри каждого из нас в течение всей экспедиции. Только звон стоял в пустом холодном автобусе от наших возбужденных голосов.