…Двое людей кричат, размахивают руками у самого лица друг друга. Потом женщина замолчала. Говорит только он. И его жесты становятся все менее резкими. Потом она опускает голову, о чем-то думает. А он совсем перестал жестикулировать. Потом пауза, оба молчат. Потом опять оба говорят, но уже как-то вяло. Она разводит руками. Но вот его рука берет ее руку, вот они пожимают руки друг другу… И вдруг они уже… обнимаются… И тут же от неловкости отворачиваются друг от друга. Но на лицах у обоих неуверенная улыбка. Вот они выходят вместе из автобуса, он помогает ей сойти с высокой ступеньки автобуса (первый раз за время съемок). Женщина в ватнике помогает надеть актрисе золотые туфельки, а мужчина-реквизитор засовывает ей под мышку все тот же эмалированный таз. Человек в синей куртке, сразу помолодев, сверкнул глазами и сказал негромко: «Мо-тор». И я шла от камеры спиной, и было так уютно. И моя спина сжалась в горький комок. Но я не забывала, что героиня – женщина не жалкая. И фалды моего платья при горькой спине кокетливо ходили из стороны в сторону. А вечером того же дня мы с актером Толей Васильевым были приглашены к режиссеру на «рюмку чая». Во всем ощущалась тихая радость примирения. Я же была первый раз за всю экспедицию спокойна и счастлива. Хозяин был обаятелен, играл на гитаре, нас угощал.
В Москве – режиссер опять не видел меня в упор. Произошло что-то похожее на то, о чем я уже говорила, когда после совместной работы идешь с улыбкой навстречу «новооткрытому» человеку, а натыкаешься на того, прежнего, которого ты сторонился ранее. Вот и все. Жаль. Очень жаль. Очевидно, не простил себе той минутной искренности в автобусе. А для меня он тогда так вырос. За ту одну минуту он стал для меня таким большим и сильным, и я с облегчением взвалила на себя всю тяжесть нашего непонимания. На премьере режиссер говорил обо мне хорошо. Очевидно, у него не было причин говорить во всеуслышание иначе. Я жила только картиной, и это – мой единственный настоящий грех. На премьере я не была.
После картины было много неприятных разговоров о моем зазнайстве, невыносимом характере, влезании в дела режиссера. «Хорошо бы ее поставить на место». «Что-то ты слишком режиссеров критикуешь. Смотри, а то они вообще перестанут тебя снимать». Это сказали мне там, куда приходит только готовая продукция. Значит, и туда донеслось. Что такое «перестанут снимать» – это я хорошо знаю.