– Люся!! – закричала Милочка. Я ее быстро схватила за руку, и мы рванули через наш двор, через полисадник тети Сони, через ветхую деревянную ограду в соседний двор. Папа вслед за нами легко преодолел забор, а под мамой забор рассыпался. «Так и нада – кушай меньший». Мы с Милой еще успели и посмеяться…
И вдруг Мила исчезла. Только что мы были рядом, и вот не успела я оглянуться на маму, а Милы уже нет! И папа остановился. Он даже забыл, зачем за нами гнался, – сам вошел в игру.
– Лель! А де она? Де Милашка? Люська вона, а Милашка… Як сквозь землю…
– Марк Гаврилович! Простите нас, мы больше не будем, – раздался жалкий, тоненький голосок откуда-то действительно из-под земли.
– Милашка! А де ты?
– Я боюсь…
Она сидела в канализационном люке.
– Да што ты на самом деле, галава, давай вылазь.
– Я боюсь, Марк Гаврилович.
– Я ж пошутив, у меня и в руках ничегинька нима, – оправдывался папа. Он сам был испуган.
Ох и получил папа от мамы! «Ну, Марк, тебе завтра влетит! Да Мила такого в жизни не видела. Разве ее отец устроит такое? Миша ведь нормальный человек. Ну, завтра держись, Марк, котик, хи-хи-хи-хи…»
Но дядя Миша ни о чем не узнал. Ведь это же была моя умная подруга Милочка. И папа считал ее своей родной и наставлял так же, как и меня. Даже когда мы стали совсем взрослыми, папа не разрешал ни ей, ни мне приходить домой после одиннадцати вечера. У нас теперь у самих дочки, а папа… как папа.
Как только папа перебрался ко мне в Москву, он в тот же вечер прорубил в стенах дырки, вбил петли и стал закрывать двери моей квартиры на ночь тяжелым железным ломом. Ключам он не доверял. У него и в Москве было, «як у Харькиви». Я уехала в экспедицию, а в гости ко мне приехала Мила. Если она возвращалась позже одиннадцати, ждала за дверью, пока папа долго, нарочно медленно, открывал замки, и выслушивала: «Ну, аде можна так долга ходить? Якеи такеи подруги? Якеи дела можна делать до двенадцати часов ночи? Ну, посидела, ну, поточила лясы – и домой. Я же жду ее, не сплю… нервничаю».
– Марк Гаврилович, у меня же есть ключи. Не надо закрывать двери на железку.
– Ить ты якая! Ето ж тибе не Харькув, ета, брат, столица. Сколька народу разнага. Не, детка моя, добро надо беречь.