Аплодисменты

Потом Толик провожал нас не только после школьных вечеров. Сначала – меня, затем Милу. Ее родители за мальчиков не ругали. Когда мы втроем спускались по Мордвиновскому на нашу Клочковскую и я видела издали выглядывающих из-за угла папу или маму, я уже не хотела ни провожаний Толика, ничего на свете. Я незаметно переходила поближе к Милочке и шла рядом с ней.

О чем мы говорили с Толиком? Он в основном молчал. Единственное, что мы о нем знали, – это что он занимался фехтованием. Тарахтели без умолку мы с Милочкой… читали модные стишки дуэтом:

Она: Позвольте познакомиться, ведь я совсем один.

Я: Ну, что вы пристаете к гражданке, гражданин?

Она: Вы очень мне понравились…

Я: Отстаньте – я прошу!

Она: Скажите ваше имя… скажите!

Я: Не скажу… гм… Лена.

Она: Я вас люблю, пойдемте в загс, и мы распишемся сейчас.

Сцена 2.

Я: О, ты меня не любишь, ругаешь, обижаешь.

Она: Я вам теперь не муж.

Я: А я вам – ха! – не жена!

У всех троих бурный восторг. Толику было с нами весело. Он не пропускал ни одной встречи. На свидания мы приходили всегда раньше, прятались за деревом. Когда появлялся Толик, еще пережидали несколько минут, а потом уж выходили, извинялись, что опоздали, и так каждый раз.

Сговорившись, мы с Милочкой начинали ему петь в оба уха:

Я: Сколько вам лет? Дайте ответ.

Она: Сорок.

Я: Ну что вы!

Она: Честное слово.

Я: Вам тридцати еще нет…

Эту песню исполняла Клавдия Шульженко. Мы называли это «песнями про старичков». Подумать только, тридцать лет! Нет, нам никогда не будет тридцать! С большим удовольствием Милочка с Толиком слушали мои пародии и подражания Шульженко, Бернесу, Утесову и его дочери Эдит. Мы с Милой были счастливы. Вот и мы уже взрослые.

Папа настоятельно просил прекратить «ету тройку», но встречи и провожания продолжались. И однажды, когда мы возвращались с очередной прогулки, папа вышел нам навстречу. Я знала, чем это пахнет.

Толик поспешно потряс нам по-товарищески руки и тут же нырнул в первый попавшийся двор. Мы с Милой пошли. Она сразу защебетала, стала ласково «заговаривать зубы», а папа сухо ответил: «Идите, идите уперед».

У ворот стояла мама в ватнике, накинутом на халат, испуганная и бледная.

– Марк!..

– Утикай, – прошипел папа и полез в карман пиджака. – Ну, девки, я вас миром просил, по ласке, прекратить ету тройку… терпение лопнуло. Я за себя вже не отвечаю. Ну!! – И, с театральным ужасом на лице, вынул из кармана деревянную скалку, которой мама раскатывала тесто.