Апгрейд

Совершено преступление против человечества. Найди заказчика и предай суду либо ликвидируй. Награда: +20 предотвращенных преступлений.

Хнычут, копошатся подо мной девчонки, а я стою на локтях. Пахнет бойней, гарью, горелым мясом. Только собираюсь подняться, как в десяти сантиметрах от меня с хрустальным звоном в плитку пола вонзается гигантский стеклянный осколок: начинает рушиться купол. Мелкие стекла падают на голову, сыплются за шиворот. Вскакиваю, поднимаю девчонок и, перепрыгивая через корчащихся раненых детей, бегу к выходу, запрокинув голову и видя, как на выживших после теракта падают гигантские стеклянные пики.

Правый глаз начинает заливать кровью, но только на улице я ощупываю голову, вытаскиваю пару осколков из кожи. К тому моменту купол полностью обрушивается внутрь. Сперва царит звонкое молчание, позже поднимается гвалт, который тонет в многоголосом крике, льющемся из взорванного здания. Вокруг скапливаются зеваки, но никто не решается зайти внутрь.

Пока приедут спасатели, истекут кровью те, кому можно было бы помочь. Из выбитых дверей и окон выбегают счастливцы, кто не пострадал, я устремляюсь им навстречу, чтобы помочь тем, кто остался внутри и вряд ли сможет встать.

Отталкивая нетяжело раненых, лезущих под руку, бросаю взгляд на тело мальчика с горлом, перерезанным осколком. Тут не помочь. Дальше девочка таращится на стекло, торчащее из живота, пытается его вынуть. Если она это сделает, умрет. Склоняюсь над ней.

— Не трогай. Сиди неподвижно. Приедут медики, вытащат под наркозом. Поняла?

Девочка кивает. Склоняюсь над ползущим к выходу толстым подростком с распанаханным бедром, откуда хлещет кровь.

— Стоять! — командую я, выдергиваю из его штанов ремень, туго перетягиваю ногу выше ранения и сразу же, переступив через труп той самой молоденькой воспитательницы, лежащей навзничь, накладываю жгут на руку мальчику.

Работаю, как механизм, нахожу тех, кому можно помочь, накладываю жгуты, даю советы, как выжить. Ко мне присоединяется парень-воспитатель с перетянутой левой рукой. Больше нет смелых, мы — два психа-добровольца посреди кровавого месива.

Не знаю, сколько проходит времени, пока прилетают спасатели. Я так сосредоточен и увлечен, что даже не слышу вой сирены и не улавливаю момент, когда в разгромленном здании появляются люди в оранжевом, с носилками.

Меня хлопают по спине, резко оборачиваюсь и понимаю, что моя помощь больше не нужна. Небритый молодой парень смотрит на меня с восхищением.

— Спасибо. Самому помощь нужна, герой?

Мотаю головой и направляюсь к выходу, отмечая, что девочку с осколком в животе уже грузят на носилки. На улице кишмя кишат полицейские, роятся журналисты, слетевшиеся на кровь, как стервятники. Голова кружится от шума, мимо пробегают спасатели с носилками, мелькают медики в красном.

Сострадание +3 (итоговое 5 ЕД).

Еще немного, и можно будет повысить характеристики. Стал бы я помогать зверобогим детям еще месяц назад? Нет. Развернулся бы и ушел. А сейчас действительно ли программа заставила меня это сделать или собственное желание, потому что я начинаю меняться, превращаться в нечто иное.

Молодая наглая репортерша атакует спасателей, ее отгоняют полицейские, и она останавливает взгляд на мне, ее раскосые густо накрашенные глаза вспыхивают, она дергает за рукав оператора, опустившего камеру, кивает на меня и шагает ко мне.

Что мне меньше всего нужно сейчас — внимание общественности. Но поздно, затеряться в толпе не получается, она пикирует ко мне и бодренько тараторит:

— Молодой человек! Можно вас на пару слов?

Рядом оказывается оператор, наводит на меня камеру. Отмечаю, что журналистка похожа на лису, и она с третьего уровня.

— Нельзя, — отрезаю я, но им плевать на мое желание.

— Вы ведь были в эпицентре взрыва? Расскажите, что случилось. Много пострадавших?

— Террорист-смертник активировал бомбу, — говорю я. — Там дети, много детей.

— Вы им помогали! Это настоящий подвиг! Расскажите, кто вы и откуда.

Срабатывает инстинкт самосохранения, прикидываюсь дурачком.

— Я простой пограничник. Вот, только прилетел издалека, на работу устраиваться. Мне некогда, — опускаю камеру, едва не выбивая ее из рук репортера, разворачиваюсь и пытаюсь протиснуться сквозь толпу, но женщина хватает меня за руку, сует что-то в карман.

— Приглашаю вас на интервью, когда время появится. Цена вопроса — пять тысяч шекелей!

Отталкиваю ее. Работая локтями, протискиваюсь сквозь толпу. Единственное мое желание — исчезнуть, спрятаться под землей… Но я на втором уровне, тут нет спасительных подземелий.

Добираюсь до фонтана, тру лицо, силясь смыть кровь, но стоит закрыть глаза — появляется белая плитка, окрашенная алым, и остекленевшие глаза молоденькой воспитательницы.

Сбрасываю порезанную осколками куртку, достаю из сумки худи, переодеваюсь. Отхожу подальше от места трагедии, над которым мельтешат флаеры, сажусь на бордюр и пытаюсь осмыслить произошедшее. Только что на моих глазах произошла попытка подставить трикстеров, потому что только они употребляют слово «зверобогие».