Сегодня за обедом (был картофельный суп, потом жареная треска с картошкой и шпинатом и компот из яблок) произошел пренеприятный случай, и я очень разволновался, но потом успокоился, видно, все же мои нервы еще не окрепли до конца, и мне надо очень за собой следить, чтобы в ближайшие дни быть в форме. Обеды и ужины (завтраки нет, потому что тогда зарядка) мы едим в коридоре и сидим за столиком своей палатой. Не знаю, правильно я делал или нет, но с самого начала не скрывал, над чем работаю в комнате психолога, и не было случая, когда я спускался к ужину, чтобы Полковник или Француз у меня не спросили, как движется дело, я отвечал, как есть, и даже внимания не обратил, что один только Рафал никогда об этом не спрашивал, слушал внимательно, но в разговор не вмешивался, я не обратил на это, повторяю, внимания, мне казалось совершенно естественным, что молодой парнишка не высказывается на такие щекотливые темы, и поэтому я сразу насторожился, когда сегодня не Полковник и не Француз (который хочет непременно выписаться, а доцент его не пускает), только он первый спросил, как мне работалось, и сразу же мне бросилось в глаза, что он смотрит на меня с этакой усмешечкой, вроде дружелюбной, но при этом издевательской, словно давая понять, что он знает больше, чем говорит, меня сразу прошиб озноб и закололо в пояснице, такими подозрительными мне показались слова Рафала и его усмешка, но я сдержался и спокойно ответил, что как раз вчера закончил основную часть, доцент ее одобрил, и сегодня я переписываю начисто, но тут же мне в голову пришло — зачем я это говорю, зачем вы-: даю себя, он же знает, что тетрадка у меня в картонной папке с документами, а папка под подушкой, стоит мне выйти на минутку, ну хотя бы в уборную, а он в мое отсутствие плоды моего тяжкого труда украдет, уничтожит или перешлет куда следует, а если даже не украдет, чтобы себя не выдать, то сообщит, чем я занимаюсь и на какой я стадии, у вас что, плохой аппетит сегодня, пан Конечный? — спрашивает Француз, который как раз вернулся из кухни с добавкой картофельного супа, есть немного, отвечаю, подустал что-то, вы слишком много работаете, заметил Полковник, а Француз говорит, что хорошо бы винца красненького достать, отметить окончание работы, я молчу, только украдкой слежу за Рафалом, но он такой же, как всегда, опять спросил Полковника, у которого всегда свежая газета, что будет вечером по телевизору, и я подумал, что мне, вероятно, показалось, сказывается переутомление, вряд ли они станут пользоваться услугами такого мальчишки, хотя, когда ничем не брезгуют, то и такое тоже возможно, в мою бытность в клинике на лечении в те разы, всякое бывало, они тут применяли разные методы, пытались даже организовать двойки и тройки из пациентов, чтобы неусыпно за мной следить, в последнее ж$ время я никаких признаков их деятельности в клинике не замечал, да это и не было нужно, им, возможно, даже на руку, что я поправляюсь и нервы у меня крепнут, потом легче будет меня мучить, но теперь положение изменилось, если они при помощи Электронного мозга узнали, чем я занимаюсь и какие у меня планы, то могли испугаться разоблачения в высших инстанциях и срочно искать шпиона среди пациентов, такой юнец вполне мог им пригодиться, наблюдательный, как все парнишки этого возраста, а как несовершеннолетний он вне подозрений и его легко соблазнить, подкупить, достаточно пообещать ему помощь, если у него трудности с учебой, Рафал на втором курсе Энергетического техникума в Пулавах, они могут посодействовать, чтобы у него не пропал год, а он сам говорил, что учеба ему дается с трудом, на момент меня охватило жуткое отчаяние оттого, что даже здесь, в этом моем укрытии, мне нет покоя, и я с болью в сердце спросил: говорят, ты, Рафал, скоро выписываешься, он вежливо так, красиво улыбнулся и сказал, да, доцент Плебанский обещал в ближайшую среду, и добавил: а в воскресенье я в увольнение пойду, дядька ко мне приехал, когда он улыбался, я ему поверил, но, услышав об увольнении, снова засомневался, уж не идет ли он на связь со своими благодетелями, чтобы получить указания, какую информацию собирать и передавать, поэтому после ужина я не прилег, чтобы набраться сил цдя дальнейшей работы в комнате психолога, только проверил, на месте ли тетрадь, а потом вышел в коридор и встал рядом с ванной комнатой так, чтобы он меня не видел, а я бы его увидел, если б он зашел в комнату, но он совсем не заходил и сразу после ужина отправился смотреть телевизор, это меня сильно успокоило, я спокойно проработал весь вечер и теперь тоже спокоен, только очень устал, с Рафалом мне, должно быть, почудилось, разгулялись нервы, наверное, Господь Бог не допустил бы, чтобы на меня все напасти обрушились, хуже, чем на Иова…