Анжелика. Путь в Версаль

– Скажи, красотка, не ты ли та малышка-нищенка, которая знает латынь?

– Да, это я… и одновременно не я, – запинаясь, ответила Анжелика, которая пока не поняла, досадно ей или приятно, что он ее узнал. – Но теперь я племянница господина Буржю, хозяина этой таверны.

– Иначе говоря, ты больше не находишься под мрачной властью господина Каламбредена?

– Боже упаси!

Он проскользнул в каморку, подошел к ней своими легкими шагами и, обняв за талию, поцеловал в губы.

– Ну что же, сударь, похоже, вы совершенно оправились! – едва переводя дыхание, проговорила Анжелика.

– Еще бы! Я уже давно ищу тебя по всему Парижу, Маркиза Ангелов!

– Тсс! – опасливо оглянувшись, прошептала она.

– Ничего не бойся. Стражников в зале нет. Я не видел ни одного, хотя знаю их всех, уж поверь. Ну что же, малышка-нищенка, я вижу, ты неплохо устроилась. По барже с сеном не скучаешь? Это надо же, так вот расстанешься со слабенькой девушкой, похожей на блеклый, покрытый пылью цветок, а потом встречаешь упитанную кумушку с завидным положением… И все-таки это ты. Твои губы по-прежнему прекрасны, но теперь они источают вишневую сладость, а не горечь слез. Иди ко мне…

– Мне некогда, – сказала Анжелика, отталкивая тянущиеся к ее лицу руки.

– Две секунды счастья сохраняют два года жизни. К тому же, знаешь, я все еще голоден.

– Может быть, вы хотите блинов и варенья?

– Нет, я хочу тебя. Мне недостаточно видеть и касаться тебя. Я хочу твоих вишневых губ, твоих персиковых щечек. Ты вся стала такая аппетитная! О чем еще может мечтать изголодавшийся поэт? У тебя нежное тело. Мне хочется укусить тебя. И тебе жарко… Как же это прекрасно! Аромат твоих подмышек вызывает у меня зверский аппетит!

– О, вы невыносимы! – высвобождаясь из его объятий, запротестовала она. – Ваши все более лирические и пошлые признания сводят меня с ума.

– Этого-то мне и надо. Ладно, перестань ломаться.

Решительным движением, доказывающим, что силы вернулись к нему, он прижал Анжелику к себе и, запрокинув ее голову, принялся жадно целовать.

Удар тяжелым кувшином о стол заставил их отпрянуть друг от друга.

– Клянусь святым Иаковом! – прорычал папаша Буржю. – Этот чертов писака, приспешник дьявола, клеветник, в моем доме, у меня в буфетной! Да еще пристает к моей дочери! Вон отсюда, или я пинком под зад вышвырну тебя на улицу!

– Пощадите, сударь, пощадите мои штаны! Они так обветшали, что ваша августейшая пята будет причиной непристойного зрелища, которое не подобает видеть дамам.

– Вон отсюда, негодяй, бумагомаратель, надоеда! Своими дырявыми лохмотьями и шляпой ярмарочного фигляра ты позоришь мое заведение.

Но тот, гримасничая, хихикая и прикрывая обеими руками свой находящийся под угрозой зад, уже был возле дверей. Насмешливо показав папаше Буржю нос, он выскочил на улицу.

Анжелика смущенно сказала:

– Этот тип вошел в буфетную, и я никак не могла избавиться от него.

– Хм, – проворчал владелец харчевни, – однако не видно, чтобы ты была особенно раздосадована. Ладно-ладно, красотка, не спорь! Я же не против: немного ласки время от времени вам, хорошеньким девицам, только на пользу. Но если откровенно, Анжелика, ты меня разочаровываешь… Разве наш дом не посещают приличные люди? Зачем выбирать писателя?

* * *

У фаворитки короля мадемуазель де Лавальер был чересчур большой рот. Она немного прихрамывала. Говорили, будто это придает ей особый шарм и не мешает прелестно танцевать. Но факт оставался фактом: она хромала.

У нее была чересчур маленькая грудь. Ее сравнивали с Дианой, говорили об очаровании андрогинных существ, но факт оставался фактом: грудь у нее была плоская. И кожа сухая. От слез, вызванных неверностью короля, унижениями со стороны придворных и угрызениями совести, у нее ввалились глаза. Она похудела и высохла. И наконец, после второй беременности она страдала каким-то интимным недомоганием, детали которого были известны лишь Людовику XIV.

Однако Грязный Поэт тоже был в курсе. И обо всех потаенных или признанных горестях, и обо всех физических недостатках он сочинил изумительный, но полный столь злого остроумия и таких непристойностей памфлет, что даже не самые целомудренные буржуа избегали показывать его своим женам, и тем приходилось требовать его у служанок.

Пусть хр'oмы вы и пусть незрелы,
Пусть нет груди и нет ума.
Каких кровей? Да что за дело!
В передней отдавайтесь смело,
Рожайте наскоро детей,
И станет вашим кавалером
Король Французский без затей.
И Лавальер тому примером.

Так начиналась эта песенка.

Пасквиль можно было найти в каждом доме, от особняка Бирон, где жила Луиза де Лавальер, и Лувра до покоев самой королевы, которая, увидев подобный портрет соперницы, впервые за долгое время расхохоталась, потирая от удовольствия маленькие ручки.