Анжелика. Путь в Версаль

– Вы просто обворожительны, когда позволяете себе подобную непосредственность. Мне нравится ваша живость и ваша страстность, которую вы умело сочетаете с истинной скромностью. Я внимательно наблюдал за вами. Вы легко держитесь, но достойно себя ведете. Это мне импонирует. Однако не стану скрывать, меня шокируют ваш слишком практичный ум и манера беседовать на равных с опытными мужчинами. Женская хрупкость не вяжется с безапелляционным тоном и решительными действиями. Женщинам следует предоставить мужчинам обсуждение вопросов, в которых теряется и путается слабый женский ум.

Анжелика прыснула:

– Так и вижу, как папаша Буржю обсуждает эти вопросы с Давидом!

– Речь не о них.

– Вы разве не поняли, что меня некому защитить?

– Вот именно, вам нужен покровитель.

Анжелика сделала вид, что не слышит:

– Но-но, мэтр Одиже. На самом деле вы ужасный ревнивец, который хочет в одиночестве пить свой шоколад. А поскольку вас сильно смущает то, о чем я вам толкую, вы пытаетесь выпутаться, заведя разговор о женской хрупкости. Поверьте, в войне, которую мы с вами ведем, предложенное мною решение – замечательный выход.

– Я знаю в сто раз лучший!

Под пристальным взглядом молодого человека Анжелика не стала настаивать. Забрав у него тарелку, она протерла стол и спросила, чего бы он хотел на десерт. Но как только она пошла в сторону кухни, Одиже догнал ее.

– Анжелика, душечка, не будьте так жестоки! – воскликнул он. – Согласитесь в воскресенье прогуляться со мной. Я хотел бы серьезно поговорить с вами. Мы могли бы поехать на мельницу Жавеля, попробовали бы матлот из речной рыбы. А потом побродили бы среди лугов. Хотите?

Одиже обнял ее за талию. Она подняла глаза к его свежему лицу, особенно привлеченная ярко очерченными губами под двумя темными завитками усов. Эти губы, должно быть, мягко противостояли поцелую, прежде чем приоткрыться и требовательно прильнуть к плоти, которой до этого лишь едва касались. Волна блаженства наполнила все ее существо. Она не стала сопротивляться ей и слабым голосом согласилась в следующее воскресенье отправиться на мельницу Жавеля.

* * *

Перспектива предстоящей прогулки будоражила Анжелику больше, чем ей бы хотелось. Тщетно пыталась она урезонить себя, но стоило ей вспомнить губы Одиже и его руку на своей талии, как по телу пробегала легкая дрожь. Она уже давно не испытывала подобного ощущения. Подумав, она поняла, что вот уже почти два года, после приключения с капитаном королевской стражи, ни один мужчина не касался ее.

Впрочем, она существовала в атмосфере чувственности, которой довольно сложно было противостоять. Разумеется, она не брала в расчет поцелуи и ласки, от которых приходилось отбиваться пощечинами. Несколько раз, сталкиваясь во дворе с подвыпившими клиентами, она вынуждена была защищаться от их домогательств или звать на помощь. Все это, да еще опыт с капитаном стражи и грубые объятия Каламбредена оставили у нее в душе горькие воспоминания о насилии, охладившем ее чувства.

Она с удивлением ощущала в себе внезапное мягкое пробуждение чувств, предвидеть которое не могла бы еще два-три дня назад. Воспользуется ли Одиже ее смятением, чтобы вырвать у нее обещание не вмешиваться в его дела?

«Нет, – думала Анжелика. – Наслаждение – это одно, а дела – совсем другое… Один день доброго согласия не может помешать успеху моих планов на будущее».

Чтобы заглушить угрызения совести, которые она заранее испытывала перед неминуемым поражением, она убедила себя, что интересы дела придают этому поражению значение почти необходимого. В конце концов, может, ничего и не произойдет. Одиже всегда вел себя с отменной корректностью.

Стоя перед зеркалом, она провела пальцем по своим удлиненным тонким бровям. Красива ли она по-прежнему? Говорят, да. Но не потемнело ли от печного жара ее от природы матовое лицо?

«Я слегка располнела. Хотя мне идет. Впрочем, таким мужчинам должны нравиться пухленькие».

Анжелика устыдилась своих огрубевших и почерневших от кухонной работы рук и отправилась на Новый мост, чтобы купить у Большого Матье склянку с отбеливающей мазью.

Возвращаясь через Дворец правосудия, она дошла до галереи галантерейщиков и купила воротник из нормандских кружев. Она украсит им вырез своего скромного платья из сукна цвета морской волны. Так она будет похожа на жену какого-нибудь буржуа, а не на прислугу или торговку. И в довершение всего Анжелика приобрела пару перчаток и веер. Настоящее безумство!

Особенное беспокойство доставили ей волосы. Отрастая, они стали более курчавыми и светлыми, но были еще коротки. Анжелика с сожалением вспоминала тяжелую шелковую волну, прежде спадавшую по ее плечам.

Утром знаменательного дня она спрятала волосы под прекрасный платок из темно-синего атласа, прежде принадлежавший госпоже Буржю. К вырезу лифа Анжелика прикрепила камею, а к поясу – расшитый жемчугом кошелек, тоже из наследства бедняжки.

Анжелика поджидала у ворот. День обещал быть погожим. Между крышами виднелось чистое небо.

Когда появилась карета Одиже, Анжелика бросилась к ней с нетерпением вырвавшейся из монастыря пансионерки.