Глаза зарезанного зверя остекленели.
– О, ты убила его! – воскликнул чей-то голос.
На том же пороге, где недавно появился принц нищих, стояла молодая девушка, почти девочка, с лицом Мадонны.
Анжелика посмотрела на красное от крови лезвие и тихо произнесла:
– Не вздумай звать на помощь! Или тебя мне тоже придется убить.
– О нет! Я не собираюсь кричать. Я так довольна, что ты убила его!
Она подошла к Анжелике.
– Ни у кого не хватало смелости расправиться с ним, – прошептала девушка. – Все боялись. А ведь это был всего лишь маленький уродец.
Она подняла на Анжелику свои черные глаза:
– Но теперь тебе надо бежать.
– Кто ты?
– Я – Розина, последняя жена принца нищих.
Анжелика спрятала нож за пояс. Протянув дрожащую руку, она коснулась нежной розовой щеки девушки:
– Помоги мне, Розина. За этой дверью мой ребенок. Его запер Жан Тухляк. Мне нужно забрать его.
– Двойной ключ от этой двери здесь, – сказала девочка. – Тухляк доверил его принцу нищих. Он в тележке.
Она нагнулась к неподвижной отвратительной туше. Анжелика отвернулась. Розина выпрямилась:
– Вот он.
Девочка сама вставила ключи в замки. Они заскрежетали. Дверь открылась. Анжелика бросилась в карцер и схватила Флоримона, которого держал на руках Лино. Малыш не плакал, не кричал, но тельце было ледяным. Он так крепко обхватил мать за шею, что ей стало трудно дышать.
– А теперь помоги мне выбраться отсюда, – сказала она Розине.
– Маркиза Ангелов! Маркиза Ангелов, не оставляй нас! – закричали Лино и Флипо.
– Я не могу вывести всех вас.
Она вырвалась из их грязных ручонок, но мальчуганы бросились за ней.
– Маркиза Ангелов, не оставляй нас, – хныкали они.
Вдруг Розина, которая вела их к лестнице, приложила палец к губам:
– Тсс! Кто-то поднимается.
Этажом ниже раздавались тяжелые шаги.
– Слюнтяй, идиот. За мной!
И девушка бросилась бежать как сумасшедшая. Анжелика с детьми не отставала. Когда они выскочили на улицу, во дворце принца нищих раздался нечеловеческий рев. Это Слюнтяй, идиот принца нищих, выл от горя над трупом царственного ублюдка, которого так долго окружал своей заботой.
– Бежим! – твердила Розина.
Все, задыхаясь, помчались по темным улочкам. Босые ноги скользили по грязной мостовой. Наконец девушка замедлила бег.
– Вот и фонари, – сказала она. – Это улица Сен-Мартен.
– Нужно идти дальше. Нас могут преследовать.
– Слюнтяй не говорит, он немой. Его никто не поймет. Может, даже подумают, что это он укокошил принца нищих. Они назначат другого принца нищих. А я туда никогда не вернусь. Я останусь с тобой, ведь это ты его убила.
– А если Жан Тухляк нас найдет? – спросил Лино.
– Он вас не найдет. Я всех вас сумею защитить, – сказала Анжелика.
Вытянув руку, Розина показала в конец улицы, где занимался бледный рассвет. Фонари тускнели.
– Смотри, ночь закончилась.
– Да, ночь закончилась, – упорно твердила Анжелика.
По утрам в аббатстве Сен-Мартен-де-Шан раздавали похлебку бедным. Знатные дамы, присутствовавшие на первой мессе, помогали монахиням совершать этот акт милосердия. Нищие, которые подчас ночевали, прислонившись к приворотной тумбе, находили в монастырской столовой временный покой. Каждый получал миску горячего супа и краюшку хлеба.
Именно здесь и остановилась Анжелика с Флоримоном на руках в сопровождении Розины, Лино и Флипо. Все пятеро были растеряны, замызганы и измучены.
Вместе с вереницей других горемык они вошли в рефекторий и сели на скамьи за деревянные столы. Появились служанки с большими кострюлями бульона.
Аромат был такой аппетитный! Но прежде чем приняться за еду, Анжелика хотела напоить бульоном Флоримона.
Она осторожно поднесла миску к губам ребенка.
Только теперь она могла разглядеть его при падавшем сквозь витраж обманчивом свете. Глаза мальчика были полузакрыты, нос раздулся. Он дышал судорожно, словно его истерзанное страхом сердце не могло попасть в нормальный ритм. Вялый и безучастный, он не глотал, и бульон стекал у него с губ. И все же горячая жидкость оживила его. Он поперхнулся, сумел сделать один глоток, потом сам протянул ручки к миске и стал жадно пить.
Анжелика вглядывалась в это личико оборванца, спрятанное под темной спутанной копной волос.
«Смотри, – говорила она себе, – вот что ты сделала с сыном Жоффрея де Пейрака, наследником графов Тулузских, ребенком поэтических турниров, рожденным для света и радости!..»
Она пробуждалась от долгого отупения, осознавала ужас и крах своей жизни. Звериная злоба против самой себя и против всего мира вдруг поднялась в ней. Хотя она должна была чувствовать себя разбитой и опустошенной после этой ужасной ночи, ее наполнила чудесная сила.
«Больше никогда, – сказала она себе, – он не будет голодать… Больше никогда он не испытает холода… Больше никогда ему не будет страшно. Клянусь в этом».
Но разве не голод, холод и страх поджидали их у ворот аббатства?
«Надо что-то делать. Немедленно».
Анжелика посмотрела вокруг. Она была лишь одной из этих несчастных матерей, одной из этих обездоленных «бедняжек», на которых нарядные дамы распространяли свою милость, прежде чем вернуться к пустой салонной болтовне или к дворцовым интригам.