Анж Питу

Людовик XVI вышел из кареты и быстро поднимался по лестнице в окружении офицеров, еще не успокоившихся после рискованного предприятия, которое закончилось столь триумфально; меж тем королевская охрана вместе с конюхами и наездниками дружно срывала с карет и упряжи кокарды, которыми украсили их восторженные парижане.

Супруги встретились на площадке мраморной лестницы. Мария-Антуанетта с радостным криком сжала мужа в объятиях. Она всхлипывала, словно уже не надеялась его увидеть.

Всецело отдавшись сердечному порыву, она не видела, как в темноте Шарни и Андре молча пожали Друг другу руки.

Это было простое рукопожатие, но Андре первой спустилась вниз и была первой, кого увидел и коснулся Шарни.

Королева подвела к королю детей, чтобы он поцеловал их, и дофин, увидев на шляпе отца новую кокарду, на которую факелы бросали кровавый отсвет, с детским удивлением закричал:

– Смотри-ка, отец! Что это с вашей кокардой, на ней кровь?

Это была красная полоса на национальной кокарде Королева посмотрела и тоже вскрикнула.

Король наклонился поцеловать дочь; на самом деле он хотел скрыть стыд, Мария-Антуанетта с глубоким отвращением сорвала эту кокарду, не думая о том, что ранит в самое сердце народ, который может однажды отомстить ей за дворянскою спесь – Бросьте это, сударь, бросьте, – сказала она. И она швырнула кокарду на ступени, и все, кто провожал короля в его покои, прошли по ней Это страшное происшествие заглушило в королеве весь супружеский восторг. Она незаметно поискала глазами г-на де Шарни, который стоял вытянувшись во фрунт.

– Благодарю вас, сударь, – сказала она ему, когда он после секундного колебания поднял на нее глаза и их взгляды встретились, – благодарю вас, вы достойно сдержали слово.

– С кем это вы говорите? – спросил король.

– С господином де Шарни, – храбро ответила она.

– Да, бедный Шарни, ему было очень нелегко пробраться ко мне. А кстати.., что-то я не вижу Жильбера? – прибавил он.

Королева, усвоившая вечерний урок, поспешила переменить разговор:

– Ваше величество, пожалуйте к столу. Господин де Шарни, – обратилась она к графу, – сходите за госпожой графиней де Шарни и приходите вдвоем. Поужинаем в тесном кругу.

Она сказала это по-королевски. Но она невольно вздохнула, увидев, как Шарни тотчас повеселел.

Глава 40. ФУЛОН

Бийо был на седьмом небе.

Он взял Бастилию; он вернул свободу Жильберу; он был замечен Лафайетом, который обращался к нему по имени.

Наконец, он видел похороны Фулона.

Немногие в ту эпоху снискали такую ненависть, как Фулон; только один человек и мог с ним соперничать: его зять г-н Бертье де Савиньи.

После взятия Бастилии гнев народный обрушился на них.

Фулон был казнен, а Бертье сбежал.

Всеобщую неприязнь к Фулону довершило то, что после отставки Неккера он согласился занять место «добродетельного женевца», как называли Неккера, и три дня занимал пост министра финансов.

Поэтому на его похоронах так весело пели и плясали.

У кого-то даже появилась мысль вынуть труп и» Гроба и повесить; но Бийо, взобравшись на каменную тумбу, произнес речь об уважении к покойникам, и катафалк продолжал свой путь.

Что касается Питу, он перешел в разряд героев.

Питу стал другом г-на Эли и г-та Юллена, которые удостаивали его чести исполнять их поручения.

Кроме того, он был доверенным лицом Бийо, Бийо, который, как мы уже сказали, был отмечен Лафайетом и которому за его могучие плечи и геркулесовы кулаки Лафайет доверял иногда охрану своей безопасности.

После путешествия короля в Париж Жильбер, который благодаря Неккеру познакомился с главами Национального собрания и городской управы, неустанно пестовал юную революцию.

Теперь ему было решительно не до Бийо и Питу, и они, оставшись без призора, со всем пылом устремились на собрания, где третье сословие обсуждало вопросы высокой политики.

Наконец однажды, после того как Бийо битых три часа излагал выборщикам свои мнения о наилучших способах снабжения Парижа продовольствием и, устав от собственных речей, но в глубине души радуясь, что говорил как настоящий трибун, с наслаждением отдыхал под монотонный гул чужих выступлений, которые старался не слушать, прибежал Питу, ужом проскользнул в зал заседаний Ратуши и взволнованным голосом, обыкновенно ему вовсе не свойственным, воскликнул:

– О, господин Бийо! Дорогой господин Бийо!

– Ну что там еще?

– Важная новость!

– Хорошая новость?

– Потрясающая новость.

– Какая же?

– Вы ведь знаете, я пошел в клуб Добродетельных, что у заставы Фонтенбло.

– И что же?

– Так вот! Там говорили совершенно невероятные вещи.

– Какие?

– Оказывается, этот негодяи Фулон только притворился мертвецом и сделал вид, что его похоронили.

– Как притворился мертвецом? Как сделал вид, что его похоронили? Он, черт возьми, в самом деле мертв, я сам видел, как его хоронили.

– А вот и нет, господин Бийо, он живехонек.

– Живехонек?

– Как мы с вами.

– Ты сошел с ума!

– Дорогой господин Бийо, я не сошел с ума. Изменник Фулон, враг народа, пиявка, сосущая кровь Франции, грабитель, не умер.