Анж Питу

Делоне прочел его раз, второй, проверил, нет ли еще какого-нибудь постскриптума, скрытого между страницами, посмотрел на свет, не написано ли что-нибудь между строчками.

– И это все, что он мне сообщает? – осведомился комендант.

– Все.

– Вы уверены?

– Совершенно.

– А на словах ничего?

– Ничего.

– Странно, – пробормотал Делоне и задумчиво посмотрел через бойницу на площадь.

– А что еще, по-вашему, он должен был передать? – поинтересовался Бийо.

Делоне отвел взгляд от бойницы.

– Да нет, в сущности, ничего. Ладно, говорите, что вам желательно, только покороче – мне некогда.

– Я хочу, чтобы вы сдали нам Бастилию.

– Что? Что? – круто обернулся Делоне с таким видом, словно он ослышался. – Простите, что вы сказали?

– Я сказал, что пришел от имени народа потребовать у вас сдать Бастилию.

Делоне пожал плечами.

– Нет, право же, народ – странная скотина, – бросил он.

– Что такое? – возмутился Бийо.

– И что же народ намерен сделать с Бастилией?

– Разрушить ее.

– А что этому вашему народу до Бастилии? Разве когда-нибудь кто-то из простонародья был брошен в Бастилию? Да народ, напротив, должен благословлять каждый ее камень. Кого заключают в Бастилию? Философов, ученых, аристократов, министров, принцев, то есть врагов народа.

– Что ж, это доказывает, что народ думает не только о себе.

– Друг мой, – с некоторым сочувствием произнес Делоне, – легко догадаться, что вы – не солдат.

– Вы правы, я – фермер.

– И вы не из Парижа.

– Да, я из провинции.

– Вы совершенно не представляете, что такое Бастилия.

– Вы правы. Я знаю только, как она выглядит, то есть ее стены.

– Ну что ж, ступайте со мной, я вам покажу, что такое Бастилия.

«Все, – подумал Бийо, – подведет он меня к какому-нибудь каменному мешку, раскроется под ногами у меня люк, и прощай, папаша Бийо».

Однако неустрашимый фермер и бровью не повел, выказывая всем видом, что готов следовать за комендантом.

– Во-первых, знайте, – сообщил Делоне, – в погребах у меня пороха столько, что я могу взорвать Бастилию вместе с половиной Сент-Антуанского предместья.

– Знаю, – спокойно ответил Бийо.

– Прекрасно. Теперь взгляните на эти четыре пушки.

– Вижу.

– Как видите, вся эта галерея простреливается ими, а кроме того, ее обороняют кордегардия, два рва, которые можно преодолеть только по подъемным мостам, и, наконец, железная решетка.

– Я вовсе не утверждаю, что Бастилия плохо защищена, – безмятежно заметил Бийо, – а только хочу сказать, что она будет хорошо атакована.

– Продолжим, – сказал Делоне.

Бийо кивнул в знак согласия.

– Вот потерна, которая выходит в ров, – показал комендант. – Видите толщину стен?

– Футов сорок, не меньше.

– Да, сорок понизу и пятнадцать поверху. Так что, как бы ни крепки были ногти у народа, он обломает их об эти стены.

– А я и не говорил, – возразил Бийо, – что народ разрушит Бастилию перед тем как взять, он разрушит ее, после того как возьмет.

– Идемте наверх, – сказал Делоне.

– Идемте.

Они поднялись на тридцать ступеней.

Комендант остановился и сказал:

– Вот еще бойница, выходящая в проход, по которому вы намерены ворваться сюда. В бойнице всего одно крепостное ружье[126], но это ружье весьма знаменито. Знаете песенку:

Ах, нежная моя свирель,
Свирель моей любви?

– Разумеется, знаю, – ответил Бийо, – только думаю, сейчас не время петь.

– Погодите. Маршал Мориц Саксонский[127] называл эту пушечку своей свирелью, так как она точнее всего воспроизводила мотив его любимой песенки. Это такая историческая подробность.

– Ах, вот оно что, – бросил Бийо.

– Продолжим подъем.

– Продолжим.

Они поднялись на вершину башни Франш-Конте.

– Ага, – протянул Бийо.

– Что такое? – поинтересовался Делоне.

– Вы, оказывается, не спустили пушки вниз?

– Я велел только откатить их.

– Знайте же, я передам народу, что пушки еще здесь.

– Передайте!

– Итак, спустить их вы не намерены?

– Нет.

– Решительно не намерены?

– Сударь, королевские пушки находятся здесь по приказу короля и будут спущены только по его же приказу.

– Господин Делоне, – ответил ему Бийо, чувствуя, как в нем рождаются высокие, торжественные слова, соответствующие ситуации, – вот подлинный король, которому я и рекомендую вам повиноваться.

И он показал коменданту на серую толпу, волнующуюся около рвов; у многих после вчерашних стычек одежда была в пятнах засохшей крови, на солнце в руках у большинства сверкало оружие.

– Сударь, – надменно вскинув голову, сказал ему Делоне, – быть может, вы знаете двух королей, но я, комендант Бастилии, знаю лишь одного, и зовут его Людовик Шестнадцатый. Это он поставил свою подпись под указом, в силу которого я командую и самой крепостью, и всеми, кто находится в ней.

– Значит, вы – не гражданин? – вскричал в бешенстве Бийо.

– Я – французский дворянин, – ответил Делоне.

– Да, действительно, вы – солдат и говорите как солдат.

– Вы нашли верное слово, сударь, – подхватил комендант и отвесил легкий поклон. – Я солдат и исполняю приказ.