– Э! Эх! – со вздохом сказал Питу. – Да, так она и глядит в сторону леса, в сторону Бурсона, туда, где жил господин Изидор де Шарни!
И он испустил новый вздох, еще жалобнее первого.
Тут вернулись гонцы, обыскавшие не только прачечную, но каждый уголок в доме, где могла быть Катрин.
– Ну? – спросила г-жа Бийо.
– Барышни нигде нет.
– Катрин! Катрин! – позвала г-жа Бийо.
Девушка не слышала.
Тогда Питу решил вмешаться.
– Госпожа Бийо, – сказал он, – а ведь я знаю, почему мадемуазель Катрин не нашли в прачечной.
– Почему же?
– Черт побери, потому что она в другом месте.
– И ты, что ли, знаешь, где она?
– Знаю.
– Где же?
– Наверху.
Взяв фермершу за руку, он помог ей подняться на несколько ступенек вверх по лестнице и указал ей на Катрин, сидевшую на подоконнике, в обрамлении из вьюнка и плюща.
– Она причесывается, – сказала добрая женщина.
– Увы, нет, она уже причесана, – уныло отозвался Питу.
Фермерша не обратила внимания на то, как уныло прозвучал его ответ, и во весь голос позвала:
– Катрин! Катрин!
Девушка вздрогнула, застигнутая врасплох, и, проворно затворив окно, спросила:
– Что такое?
– Иди-ка сюда, Катрин, – воскликнула мамаша Бийо, не подозревая о впечатлении, которое могут произвести ее слова. – Здесь Анж, он вернулся из Парижа.
Питу с тревогой ждал ответа Катрин.
– А-а, – равнодушно протянула Катрин.
От такого равнодушия у бедняги Питу упало сердце.
Тем временем она сошла по лестнице с таким флегматичным видом, словно какая-нибудь фламандка с полотна ван Остаде или Браувера[196].
– Надо же! – произнесла она, спустившись. – И впрямь, он самый.
Питу задрожал, залился румянцем и отвесил поклон.
– У него есть каска, – шепнула одна из служанок на ухо молодой хозяйке.
Питу услышал и вгляделся в лицо Катрин, пытаясь угадать впечатление, произведенное этой новостью.
Лицо ее было прелестно: быть может, слегка побледнело, но не утратило ни нежности, ни округлости черт.
Однако Катрин нисколько не восхитилась шлемом Питу.
– Ах вот как, каска? – переспросила она. – А для чего?
Тут в сердце у честного малого вспыхнуло негодование.
– У меня есть каска и сабля, – гордо произнес он, – потому что я сражался, убивал драгун и швейцарцев, а если не верите, мадемуазель Катрин, спросите у вашего батюшки, и все тут.
Катрин, казалось, была так поглощена своими мыслями, что из ответа Питу услышала только самый конец.
– А как поживает батюшка? – спросила она. – И почему он не вернулся вместе с вами? Что, в Париже дело неладно?
– Совсем неладно, – отвечал Питу.
– А я-то думала, что все уже в порядке, – заметила Катрин.
– Ваша правда, да только потом опять пошли беспорядки, – возразил Питу.
– Разве народ не помирился с королем, разве господина Неккера не призвали обратно?
– В господине Неккере все и дело, – самонадеянно пояснил Питу.
– Да ведь народ был доволен, что он вернулся?
– До того доволен, что пошел вершить суд и расправу над всеми своими врагами.
– Над всеми врагами! – удивленно воскликнула Катрин. – А какие же у народа враги?
– Известное дело, аристократы, – изрек Питу.
Катрин побледнела.
– А кого называют аристократами? – спросила она.
– Черт побери, кого же еще, как не тех, кто владеет обширными землями и прекрасными замками, тех, по чьей вине голодает нация, тех, у кого есть все, а у нас ничего.
– Дальше, – нетерпеливо потребовала Катрин.
– Людей, у которых есть прекрасные кони и красивые кареты, когда мы ходим пешком.
– Боже мой! – воскликнула девушка, побледнев, как полотно.
Питу заметил, что она переменилась в лице.
– Среди ваших знакомых тоже есть аристократы.
– Среди моих знакомых?
– Среди наших знакомых? – вымолвила мамаша Бийо.
– Да кто же это? – настаивала Катрин.
– К примеру, господин Бертье де Савиньи.
– Господин Бертье де Савиньи?
– Тот, что подарил вам золотые серьги, которые вы надевали в тот день, когда плясали с господином Изидором.
– Ну и что?
– Что? Да то, что я сам видел, как его разорвали на части.
Ответом на это был всеобщий вопль ужаса. Катрин упала на стул, который себе придвинула.
– Ты сам видел? – спросила мамаша Бийо, содрогаясь от страха.
– И господин Бийо тоже видел.
– О господи!
– Да, и теперь в Париже и в Версале, наверное, уже поубивали и посажали в тюрьму всех аристократов.
– Чудовищно! – прошептала Катрин.
– Чудовищно? Да почему? Вы-то с госпожой Бийо не аристократки.
– Господин Питу, – с угрюмой страстью в голосе произнесла Катрин, – сдается мне, вы не были столь кровожадны, покуда не побывали в Париже.
– Да я и сейчас не кровожаден, – смутился Питу, – но только…
– Но только не похваляйтесь убийствами, которые чинят парижане: вы-то не парижанин и ни в каких убийствах не замешаны.
– Мало того, что не замешан: нас с господином Бийо самих чуть не убили, когда мы защищали господина Бертье.
– Ах, добрый мой батюшка! Славный батюшка! Узнаю его! – в восторге воскликнула Катрин.
– Достойный человек мой хозяин! – прослезившись, молвила мамаша Бийо. – А как было дело?
Питу описал им ужасную сцену на Гревской площади, отчаяние Бийо и его желание вернуться в Виллер-Котре.