Но у этой коронованной женщины ум был, увы, не гибок. Она не могла найти в себе силы признать собственную неправоту. Быть может, будь то человек, который ей безразличен, она выказала бы, вернее, соизволила бы выказать величие души и попросила бы прощения.
Но тому, кого она почтила столь живой и чистой страстью, кому благоволила поверять свои самые тайные мысли, она не могла уступить даже в малости.
Несчастье королев, снисходящих до любви к подданному, состоит в том, что они любят всегда, как королевы, и никогда, как женщины.
Эта королева ставила себя настолько высоко, что полагала: за ее любовь нельзя отплатить ничем человеческим, ни кровью, ни слезами.
Едва почувствовав ревность к Андреа, она начала терять душевную твердость.
Отсюда – чувство неудовлетворенности собою, капризы.
Из-за капризов – гнев.
А из-за гнева – дурные мысли, повлекшие за собою и дурные поступки.
Шарни не отдавал себе отчет во всем этом, но, будучи мужчиной, понял, что Мария Антуанетта ревнует его к жене, притом несправедливо.
К жене, которая ни разу не взглянула на него.
Ничто так не возмущает человека прямого и неспособного на предательство, как мысль о том, что его считают на это способным.
Ничто так не привлекает внимания человека, как ревность, которой его удостоили.
Особенно если эта ревность не имеет под собой никаких оснований.
И тогда тот, кого подозревают, начинает размышлять.
Он начинает вглядываться то в сердце ревнивицы, то в нее самое.
И чем величественнее душа человека, который ревнует, тем большей опасности он себя подвергает.
В самом деле, разве можно предположить, что человек большого сердца, возвышенного ума, который по праву гордится собою, может беспокоиться без причин или из-за пустяков?
Из-за чего ревновать красивой женщине? Из-за чего ревновать могущественной женщине? Из-за чего ревновать умной женщине? Разве можно предположить, что она беспокоится без причин или из-за пустяков?
Человек, обуянный ревностью, – все равно что охотник: он выискивает в сопернике достоинства, мимо которых обычный человек равнодушно прошел бы мимо.
Шарни знал, что Андреа де Таверней – старинная подруга королевы, к которой та всегда хорошо относилась и предпочитала другим. Почему же Мария Антуанетта ее разлюбила? Почему Мария Антуанетта ревнует к ней?
Значит, она нашла в ней какую-то таинственную красоту, которой Шарни не замечал – должно быть, потому, что не искал?
Значит, она почувствовала, что Шарни, глядя на эту женщину, видит в ней что-то такое, чего та сама не замечает?
Или же королеве показалось, что Шарни безо всякой на то видимой причины стал меньше ее любить?
Нет ничего хуже, когда ревнивец дает понять предмету своей ревности, что тот охладел к нему, в то время как он сам пылает все тем же огнем.
Сколько раз случалось, что любящего человека упрекали в холодности и он невольно становился в самом деле холоднее.
И когда он это замечал, когда чувствовал справедливость упреков, сколько раз ему удавалось взять себя в руки и вновь раздуть угасающее пламя?
О неловкость влюбленных! Впрочем, там, где много ловкости, обычно недостает любви.
Итак, вспышками гнева и несправедливыми попреками Мария Антуанетта дала Шарни понять, что в глубине сердца он любит ее немножко меньше.
Услышав об этом, он оглянулся вокруг и, естественно, сразу нашел причину ревности королевы.
Это была Андреа, бедная брошенная Андреа, которая, выйдя замуж, так и не стала женой.
Ему стало жаль Андреа.
Сцена, разыгравшаяся при возвращении короля из Парижа, открыла ему глаза на тайную, скрытую от посторонних глаз ревность.
Увидев, что Шарни все понял, и не желая ему ни в чем уступить, королева решила прибегнуть к другому средству, которое, по ее мнению, должно было привести к той же цели.
Она снова стала хорошо относиться к Андреа.
Она стала брать ее с собою на все прогулки, они вместе сумерничали; королева осыпала Андреа ласками до такой степени, что все фрейлины стали ей завидовать.
Андреа с удивлением подчинялась, но свою признательность никак не выказывала. Она давным-давно усвоила, что она принадлежит королеве, что та может делать с нею все, что ей заблагорассудится, и Андреа не возражала.
Но поскольку женщине нужно вымещать свое раздражение, королева стала изводить Шарни. Она больше с ним не разговаривала, всячески третировала и подчеркнуто не замечала его целыми вечерами, сутками, неделями.
Однако когда его не было, сердце несчастной женщины сжималось, и она тревожным взглядом искала того, от кого, увидев, тут же отворачивалась.
Хотела ли она опереться на чью-нибудь руку, отдать распоряжение или просто уронить улыбку – все эти милости доставались первому встречному.
Впрочем, первый встречный всегда оказывался мужчиной красивым и знатным.
Королева считала, что залечивает свою рану, раня Шарни.
Тот мучился и молчал. Этот человек умел держать себя в руках. Во время столь ужасных пыток у него не вырвалось ни одного гневного или раздраженного жеста.
Окружающие наблюдали за любопытным спектаклем – из тех, что дают и понимают только женщины.