Анубис

— Почувствовать? — глаза Грейвса сузились до щелочек. Руки перестали рисовать в воздухе замысловатые фигуры и застыли в резком жесте.

Могенс понял, что совершил ошибку. Но исправлять ее было уже поздно.

— Более чем почувствовал, — закончил он начатую фразу. — Я был прав! Эта палата всего лишь подступы! Настоящая тайна только ждет, чтобы ее открыли!

Могенс вспомнил двух могучих истуканов, охранявших врата, и в его душу холодком пополз страх. И хотя он знал, что делает еще одну ошибку, все-таки продолжил: — Ты прав, Грейвс. За этой дверью что-то есть. Но есть и причина, почему она заперта. — Он содрогнулся от ужаса. — Тебе еще не приходило в голову: что бы ни находилось за этой дверью, возможно, оно не случайно находится под замком?

— Вот сейчас ты мелешь чепуху, — усмехнулся Грейвс.

— Нет! — Могенс было вскочил, но тут же со стоном осел на краешек кровати, словно у него закружилась голова. Он уже не кричал, а отчаянно умолял: — Боже, Грейвс, тебе недостаточно того, что произошло там, под землей?

— Что произошло?.. — Грейвс широко раскрыл глаза. — Могенс, ты же не думаешь всерьез, что мы виноваты в случившемся?

— А ты так не думаешь?

Голос Грейвса стал чуть ли не медоточивым:

— Это было землетрясение. Просто землетрясение и не более того. Обычное землетрясение, какие в этих местах случаются нередко. Неужели ты серьезно полагаешь, что мы имеем к нему какое-то отношение?

Нет, дело было не в предположении. Он это знал. Они потревожили нечто, что со времен было запечатано за этой дверью и среагировало даже на одно лишь их присутствие. То, что они почувствовали, возможно, было не более чем мимолетный вздох, мимолетный вздрог гиганта, который пошевелился во сне. И все-таки земля задрожала, а скалы обрушились. Что же произойдет, если они разбудят колосса?

— Я больше туда не спущусь, Джонатан, — тихо, но с жесткой решительностью в голосе сказал Могенс. — Никогда.

Грейвс вздохнул.

— Сейчас ты не в себе, Могенс. Ты едва не лишился жизни. Наверное, мне не надо слишком многого требовать от тебя. — Он оторвался от стены. — Том сварит тебе крепкого кофе и позаботится о твоих царапинах. Поговорим потом, когда ты успокоишься.

Том так и не появился, чтобы принести обещанный кофе. Но Могенс был не в обиде. Как бы он сейчас ни страшился остаться в одиночестве, это было все-таки лучше, чем общаться с Томом. И не играло никакой роли, что разумом он понимал, что несправедлив к юноше. Однако воспоминания — возможно, и ложные, — которые подсовывала ему разыгравшаяся фантазия, были настолько омерзительными, что в этот момент он просто не мог отнестись к Тому непредвзято.

Он запер дверь, разделся и тщательно, насколько это возможно холодной водой, обмылся. У него не нашлось ничего, чтобы обработать раны, но в этом и не было необходимости: хотя все свое тело он ощущал как один большой синяк — да примерно так оно и выглядело, — однако за исключением четырех еще не затянувшихся шрамов, которые шли длинными полосами от левого плеча через всю грудь, он, похоже, вышел из переделки целехоньким. Даже лодыжка, которая все еще причиняла боль, почти не опухла — по крайней мере, сломанной она не была и даже не была серьезно вывихнута. Может быть, это, как и все, происходившее в подземной палате, всего лишь плод лихорадочного бреда?

Промыв раны, он установил, что они и близко не были столь глубоки, как ощущались. Правда, они горели, но выглядели так, будто их оставили ногти человеческой руки, а не когти мифического чудища. Могенс переоделся — запас его чистой и, главное, целой одежды заметно таял — и прикинул, под каким предлогом будет уместно пойти к Тому, чтобы извиниться и, в первую очередь, поблагодарить, что он снова спас ему жизнь. Но тут снаружи послышался шум подъезжающего автомобиля.

Могенс подошел к окну и от удивления сдвинул брови. На этот раз авто неслось не на такой бешеной скорости, как при первом визите, но это, несомненно, был полицейский автомобиль шерифа Уилсона. И он так же затормозил прямо у хижины Грейвса. Могенсу показалось, что за заляпанным грязью лобовым стеклом он различает вторую фигуру, сидящую рядом с шерифом. Уилсон приехал не один.

Он понимал, что Грейвс вряд ли будет рад его сейчас видеть, и все-таки покинул свое убежище и решительно зашагал в ту сторону. Ему было плевать, как среагирует Грейвс. Про себя он уже решил, что больше не задержится здесь. Вообще было ошибкой приезжать сюда, но еще большей глупостью — доверять Грейвсу. В отчаянном порыве изменить свою судьбу еще раз, он поверил в то, во что хотел верить, и забыл то, что подсознательно знал всегда: все, к чему прикасается Джонатан Грейвс, неизбежно будет испорчено.

Он не ошибся: Уилсон прибыл не один. В то время как он вылезал из машины и напяливал свою нелепую шляпу, открылась вторая дверца, и вышел невысокий хорошо одетый господин с жидкими волосами и очками на носу. Он бы показался Могенсу более симпатичным, если бы не бросил на него косой взгляд, в котором сверкала едва сдерживаемая ярость.

— Шериф Уилсон.