Антракт в овраге. Девственный Виктор

Ну, не чудак ли? Я довезла его до Марсова поля, где он простился. По-моему, он просто хотел меня видеть еще раз. Но как он мог знать, что я вздумаю кататься? Стоит ли, впрочем, об этом думать?

Вечером опять читала «Франческу», но была рассеянна и как-то всё вспоминала: «как сохнет земля, на которой вырастет трава… она так пахнет… и какое небо! будто жаворонки запоют!»

Иногда вот такие пустяки забьются в голову и ничем их не выгонишь!

Нужно позвонить Викентию Петровичу. Впрочем, нет… он всё так серьезно принимает, что, пожалуй, и тут найдет что-нибудь поэтическое!

Двое и трое

I.

Конечно, не пьеса его интересовала. Это была современная костюмная комедия, переводная, каких сотни, сентиментальная и бессмысленная, с буржуазной моралью. Не было никаких заманчивых гастролеров, ни знаменитых художников, ни модных режиссеров. Сам театр не был популярен среди того круга, к которому принадлежал Бушменов, так что случайно заходя туда, он всегда удивлялся, откуда в этом театре берется публика, впадая в наивную, но довольно распространенную ошибку, заставляющую думать, что кроме «своего общества» людей не существует. На этот раз, однако, не было похоже, что Бушменов зашел в театр случайно, доказательством чему служил не только фрак и белая гвоздика в петлице, но и то, что он на себя одного взял целую ложу бенуара, причём просил именно пятый номер.

Он приехал за полминуты до занавеса. В зале было уже темно, но, приотворив дверь, он ясно увидел у барьера мужской силуэт. Бушменов вернулся в коридор, посмотрел на дверь, – нет, он не ошибся номером. Вероятно, тот, другой, ошибся. Может быть, даже ему показалось. Нет, сидит. Бушменов теперь, при свете со сцены, видел высокую несколько плотную фигуру во фраке, с белой гвоздикой в петлице, на стуле раскрытая коробка с конфетами, – тертые каштаны от Беррэн.

Что же это? Ведь Бушменов принес сам такую коробку – любимые конфеты его покойной жены! Очень уж бесцеремонно – забраться в чужую ложу, да еще есть не свои конфеты! Заглянул осторожно в аванложу: его коробка, завязанная лиловой мочалочкой, лежит на диване.

На Бушменова напал страх. Может быть, это – двойник? Осторожно пересел так, чтобы видеть профиль соседа. Красивый молодой человек с пробором, смуглый, печальный и мужественный, в роде героев из банальных французских романов. Ему подходило бы уезжать на яхте после неудачной любви. Вероятно, нравится женщинам, но как смеялась над такими типами покойная Варенька, называя их «брюнеты с профилем».

Ах, Варенька, Варенька! Печаль застлала туманом и соседа, и сцену, и тертые каштаны. Таких женщин больше не встретишь! И подумать, что всего три года тому назад они сидели в этой ложе и слушали эту же пьесу… Вернее – она слушала его признанья, а он ждал ответа, не видя, как и теперь, ни сцены, ни открытой коробки с тертыми каштанами от Беррэн…

– Это – ваши конфеты? – спросил он раздраженно.

– Да. Пожалуйста, прошу вас.

Незнакомец повернулся к нему лицом. Как мог он принять этого молодого человека за виденье, а тем более за двойника!

II.

Хотя первый акт был чисто комедийный, почти фарсовый, на глазах брюнета были слезы, когда он вышел в аванложу. Он прямо подошел к Бушменову.

– Прежде всего, простите меня, пожалуйста, что я забрался в вашу ложу, но, право, я не мог поступить иначе.

– Пожалуйста. Вы приехали поздно, ошиблись дверью, и не захотели пересаживаться во время действия.

– Нет, нет. Я специально пошел в пятый номер.

– Но вы знали, что она занята?

– К стыду моему знал. Но если бы вы в свою очередь знали, в чём дело, вы бы меня простили.

Бушменов молчал, глядя на смуглые красивые черты молодого человека. Но тот, как будто, и не ждал ответа, весь, казалось, занятый своими чувствами, или воспоминаниями. Взяв Бушменова за руку, он продолжал в волнении:

– Я должен был непременно быть в этой ложе, во что бы то ни стало. Это – дело сердца, сердечных воспоминаний. Вы скажете сентиментальность! Может быть…

– У вас связаны воспоминания с этой именно ложей?

– Да.

– Может быть и гвоздика, и каштаны играют какую-нибудь роль в ваших воспоминаниях, или это случайность? – спросил и со страхом ждал, что тот ответит. Тот не заставил долго ждать.

– Всё, всё имеет связь: и ложа, и цветок, и конфеты – всё это её вкус.

Бушменову казалось, что он видит сон. Бессознательно он рассуждал, в роде прекрасной Елены из оперетки: «раз это только сон»…

– А как звали эту женщину?

Во сне ему отвечали:

– Варварой.

– Варварой Леонтьевной Бушменовой?

– Да, да, – элегически подтвердил брюнет.

Сонная лень на секунду словно рассеялась.

– Но послушайте. Я вам запрещаю… вы не смеете так говорить о моей жене!..

– Вашей жене?

– Ну да! Я – Константин Иванович Бушменов.

– Владимир Николаевич Кривцов. Я так много о вас слышал от покойной.

– А я о вас ничего не слыхал.

– Это вполне естественно! – молвил молодой человек и улыбнулся.

Бушменов вспыхнул.

– Естественно это, или неестественно, об этом мы будем иметь официальный разговор завтра!

– К вашим услугам. Вы мне позволите остаться в этой ложе? Тем более, что действие началось…

III.