В советские времена, когда престижность вещей нередко определялась не столько их стоимостью, сколько дефицитностью, либо иностранным «брендом», озабоченность приобретательством характеризовали таким термином, как «вещизм». В наше время человека круглосуточно занятого удовлетворением своих насущных и «ложных потребностей» по Маркузе в России именуют шопоголиком (от английского слова shop — магазин, лавка). В индустриально развитых странах появился и такой термин, как «аффлюэнца» по аналогии с английским термином infuenza («инфлюэнца», синоним слова «грипп»). Это еще и производное от слова «affuence» (достаток, богатство), а означает сей термин «эпидемию» чрезмерного труда. Этому заболеванию подвержены многие трудоголики в обществе потребления. Чаще всего — это те, кто постоянно подрабатывают, т. к. не могут вылезти из многочисленных кредитов и избавиться от своей страсти (либо чаще — страсти жены) к бесконечным покупкам, скорее всего, ненужных, но престижных вещей. Все эти болезни приходили в Россию по мере развития в нашей стране рыночных отношений и потребительского общества. Традиционные критики этого общества из числа коммунистов в одной из публикаций в «Советской России» также отметили, что это далеко не здоровый процесс, а заболевание — «потребляйство». Излагая анамнез этой болезни, газета пишет: «Русский народ так старательно «опускали» все 90-е годы, что робкие попытки нашего времени хоть чуть-чуть приподняться «над уровнем плинтуса» уже воспринимаются массами «на ура», как громкие эпохальные победы. Примерно то же произошло и в экономике. Обнищание народа было таким чудовищным, что возможность покупать вещи — разнообразные и относительно недорого — «сорвала народу крышу». До такой степени, что эта возможность затмила все остальное. И обратите внимание: ведь на потребляйстве основана вся наша экономика сверху донизу».
Согласно «Российской Бизнес-Газете» анализ последнего пятилетия показывает стабильно высокие темпы развития российского потребительского рынка — 10–15 % прироста ежегодно. Оптимисты даже заговорили о медленном, но верном превращении России в постиндустриальное общество потребления. Действительно (тут и с «Савраской» можно согласиться), крыша у многих поехала от видимости изобилия и иллюзии, что можно купить все. Столь очевидная вроде бы иллюзия была искусственно поддержана изначально нездоровой банковской системой России за счет практически бесконтрольного потребительского кредита, из-за которого россияне залезли в немыслимые долги. Это настолько стимулировало потребление, что уже в 2004–2005 гг., по информации Центробанка, в России наметилась тенденция превышения темпов роста потребительских расходов населения над темпами роста его доходов. Эта тенденция стала в России устойчивой. И даже в разгар мирового финансового кризиса россияне с упоением залезали в кредит. И за это многим горько пришлось расплачиваться. «Плохо адаптируется… весь наш скороспелый средний класс. У них очень большой разрыв между ожиданиями и изменившейся к худшему реальностью, не выстроена стратегия, как минимизировать риски, как снижать расходы», — предупреждал генеральный директор Всероссийского центра изучения общественного мнения (ВЦИОМ) Валерий Федоров. По его мнению, у среднего класса достаточно быстро истощится ресурс накоплений, «прежде всего, потому, что средний класс живет не по средствам». С ним согласился и директор Аналитического центра Юрия Левады (Левада-Центр) Лев Гудков. «По февральскому (2009 г.) замеру более всего обеспокоены кризисом именно те группы, которые выиграли в результате идущих изменений, то есть средний класс. Это примерно 15 % населения — относительно обеспеченных и образованных». (Цит по: