Антитезис

Вирджил пожал плечами.

— С одной стороны, за свою жизнь он много кому дорогу перешел. С другой стороны — какой смысл убивать его сейчас? Три месяца назад это было бы много проще и безопасней. Единственный ответ — убийцы не столько хотели смерти Попкова, сколько опасались его возвращения к вершинам. И это наводит на размышления.

Молча вышли из подъезда. Вирджил брелком сигнализации открыл машину, кивнул Диме на пассажирское сиденье.

— Куда поедем? — спросил Дима, забираясь внутрь джипа.

— Обратно, — коротко бросил Вирджил.

Поехали. Вирджил, против обыкновения, молчал. Диме же наоборот, сидеть молча было тяжко — недавнее зрелище чересчур его взбудоражило и ему теперь хотелось выговориться — да просто поговорить, неважно о чем. И, поерзав пару кварталов, он решил начать разговор сам.

— Я понял, чего не хватало Попкову. Ему всего хватало. Наоборот — кое-что было лишнее: гордыня. И я начинаю понимать ваши слова насчет людей, в которых проявляются определенные человеческие черты. Смертные грехи на новый лад, да? И тогда вчерашняя встреча, видимо, является иллюстрацией к заповеди «не убий»?

Вирджил скривился, как от зубной боли.

— Я тебя умоляю, оставь свои обобщения, слушать тошно. Ни фига ты не понимаешь — это раз. А два — что, гордыня у Попкова появилась только когда его из «Росэнерго» выперли? Или она до этого ему не мешала? И вообще — помолчи, а. Не видишь, я думаю.

— Да легко, — пробормотал обиженный Дима, откидываясь на спинку сиденья. «Ну и пожалуйста», — подумал он, — «слушать ему тошно. Можно подумать, мне его слушать не тошно, особенно когда морали читать начинает. Поучает-поучает… Поучайте лучше ваших паучат».

Так, в гордом молчании, проехали весь обратный путь до офиса. Вирджил загнал машину в подземный гараж, вылез, подождал, пока Дима спрыгнет на пол и захлопнет дверцу; поставил на сигнализацию. В другой раз Дима бы наверняка спросил, — «А что мне сейчас делать?», но на этот раз не стал — сказано молчать, он будет молчать. Поэтому он молча зашел за Вирджилом в лифт, молча последовал за ним по коридору и вошел в кабинет.

— Посиди здесь, — буркнул Вирджил, снимая пальто и вешая его в шкаф, — сейчас приду.

И вышел. Его «сейчас» растянулось, однако же, на весьма продолжительный срок. Час, не меньше. «Надо было с явой телефон брать», — переживал Дима, по двадцатому разу проходя особо сложную гоночную трассу, — «надоели эти гонки, сил нет. Накачал бы всяких игр… а так… сколько можно?». Телефон свой Дима взял полтора года назад с первой зарплаты в «Первопечатнике», соблазнившись низкой ценой и массой всяких функций. То, что игр в нем было всего две, он недостатком не счел вообще — да зачем они нужны эти игры? Он даже не знал, сколько их было в его предыдущем телефоне. По злой иронии судьбы, уже на другой день он начал догадываться, зачем могут быть нужны игры — когда один из редакторов послал его на почту, отправить письмо автору в какую-то глухую провинцию. Отправлять письмо нужно было непременно заказным письмом, а заказные письма на почте принимались в то самое окошечко, куда следовало платить всякие коммунальные платежи. Если бы он знал заранее, сколько раз ему еще придется выстаивать эту очередь упертых теток бальзаковского возраста, готовых до второго пришествия грызться с усталой кассиршей из-за любой ерунды. Если бы он знал заранее, что каждый уровень обоих игр он скоро изучит до последнего пиксела!

— Тогда б я, конечно, другой телефон взял, — раздраженно пробормотал Дима, выключая осточертевшую игрушку и глядя на время. «Час уже почти!»

Хлопнула входная дверь и в кабинет вихрем… нет — скорее, селевым потоком — влетел Вирджил. Пронесся к столу, вытащил один из ящиков, и, наклонившись над ним, принялся перебирать лежащие в нем бумаги.

— Ты еще здесь? — спросил он негромко, не поднимая головы, и Дима не сразу понял, что вопрос обращен к нему.

— Вы же сами сказали, что «сейчас придете» — обиженно сказал Дима, — уже час почти…

Вирджил поднял голову.

— Сей час — означает — в этом часе. Какие проблемы? Но неважно. Можешь идти. Завтра к одиннадцати у общественной приемной нашей любимой правящей партии. Кстати, убийцу Попкова взяли.

— Быстро, — сказал Дима растерянным голосом. «Стоп-стоп, какой еще общественной приемной?»

— А он и не прятался, — Вирджил поднял голову и посмотрел Диме в глаза холодным пристальным взглядом, — алкоголик, в соседнем подъезде жил. Во всем признался. Да хоть бы и не признавался — на пистолете его отпечатки.

Дима мотнул головой. Что-то не так… общественная приемная… нет.

— Они не того взяли, — твердо сказал он, — от того — не пахло.

— А он больше не пьет. Уже неделю. Ему бог запретил.

— Кто?

— Бог, — сказал Вирджил, всем видом выражая недоумение Диминым вопросом. Словно нет ровным счетом ничего странного в том бог может повелеть алкоголику перестать пить и тот — послушается.

— Ясно. А Попкова убить ему тоже бог велел?

— В точку! — Вирджил улыбнулся и ткнул в Диму указательным пальцем, — а еще бог подсказал ему, где можно найти пистолет — в почтовом ящике.