— Немного погодя я вновь услышал Владимира: «Наши старики, твои ровесники, — и он довольно грубо ткнул в меня пальцем, — нам подробно рассказывали, как все было. И как потом вы безжалостно выкинули всех, кто был не согласен с вашими безумными идеями — мы тоже знаем. Помним! Ну да ладно, — тут он опять махнул рукой, будто в знак прощения, — нас, — живите на ваших северах, как хотите, только знайте — вам не удалось нас сломать. Нам, конечно, пришлось несладко. Ой, как несладко! — и он горестно покачал головой. — Но мы выстояли. Живем, развиваемся, восстанавливаемся. Помогаем друг другу, рожаем детей, сажаем деревья, восстанавливаем леса, природу. Шаг за шагом отвоевываем жизнь у обожженной земли. Не все сразу получается, трудно приходится. Но мы упорные, — он улыбнулся своим молодым спутникам, — надеемся на наших молодых, на наших детей. Одолеем!»
ДД вновь на пару минут прервал рассказ. Я понимал, что во время этого молчания он как бы снова и снова погружается в свои воспоминания и переживания. Потом он вскинул на меня глаза, слегка нахмурился, будто призывая меня особо сосредоточиться, и опять заговорил:
— Наши молодые хозяева радостно кивали Владимиру в знак согласия — с такой гордостью он говорил об их достижениях и успехах! Причем говорил откровенно, без утайки. Он рассказывал, как им постепенно удалось справиться с великими трудностями, наладить снабжение водой, научиться использовать ее очень рационально и экономно. Очень подробно, даже несколько утомительно он описывал, как они вывели жароустойчивые сорта растений, организовали рыбное и мясное хозяйство. А я, да и все наши, что были со мной, слушали его очень внимательно. Нас-то рациональным и экономным подходом к использованию ресурсов не удивить! Но удивительно другое — то, что они живут и развиваются в сложнейших климатических условиях! Им приходится приспособиться к новому климату Земли, ведь он изменился необратимо. Летом температура у них доходит до сорока градусов, и это считается нормой. Это в Москве-то, в бывших средних широтах! Что говорить о более южных районах?
Лицо ДД было так сосредоточенно, будто он смотрел вглубь себя и разговаривал сам с собой.
— Электричество и интернет до сих пор там довольно ограничены, поэтому, чтобы жить и развиваться, им приходится очень много читать, — говорил он. — Владимира чрезвычайно радовало то, что библиотеки хотя бы отчасти сохранились. «Это огромная удача», — несколько раз повторил он, очевидно посчитав, что с первого раза эта мысль до нас не дойдет. Они имеют возможность пользоваться Интернетом только в каких-то экстренных случаях, и, стало быть, все знания черпают из книг, как в старые времена, задолго до Катастрофы. Все стараются как можно больше читать — и не только специализированную, но и, конечно, художественную литературу. Дескать, как же иначе? По мнению наших хозяев без книг невозможно развивать интеллектуальную и эмоциональную сферы человека. «Кто читает, тот и мозги свои развивает», — с непререкаемой уверенностью провозглашал Владимир. Меня эта его уверенность несколько раздражала, но я чувствовал, что это хотя бы отчасти разумно и… верно!
ДД вновь сделал паузу, очевидно, перебирая в памяти тот разговор с «запредельцами». Ну, а я продолжал подавленно молчать, стараясь предположить, что из этого всего следует.
— После обеда, — опять заговорил наш лидер, — мы так и остались сидеть за столом, ожидая известий с аэродрома насчет нашего самолета. И тогда Владимир напоследок, помнится, по-доброму так усмехнулся и выдал: «В общем, мы боремся за жизнь, как можем. Ради детей. Ради любви», — и я заметил, как он с нескрываемой нежностью улыбнулся женщине с короной волос на красивой голове. И она мягко улыбнулась ему в ответ. «Любовь помогла нам выжить, не перегрызть друг другу горла из-за глотка воды, создать новые семьи, нарожать детей, — проникновенно добавил он. — Ведь человек так устроен — его стремление творить, строить, развиваться как-то связано с этим чувством. А нелюбящий человек рано или поздно останавливается в развитии, теряет путеводную нить жизни». Я что-то ему отвечал… не помню сейчас, что именно… пытался возразить, но в глубине души чувствовал, как глубоко меня поразила эта его мысль!
ДД глубоко вздохнул, потер лоб рукой и произнес тихо, с какой-то неуверенной, несвойственной ему интонацией:
— Любовь… Н-д-а-а… Мы-то постарались напрочь искоренить это чувство из нашего общества, но с тех пор… после этого разговора меня не оставляет мысль — не топаем ли мы все бравым шагом в неизбежный тупик? Получается, что они живут и развиваются, а мы в нашем стерильном или, правильнее сказать, стерилизованном обществе стагнируем, покрываемся ряской, как загнивающее болото!