— Я хочу спросить того, кто этот вопрос задал: что, уже устали? — загремел над нашими головами его голос, усиленный рупором. — Еще не начав по-настоящему работать, уже сникли? Может, кто-то хочет вернуть каникулы прежних лет, когда все бездельничали по две недели, беспрерывно ели, напивались и валялись на диване? Что молчите? Говорю один раз и повторять не буду: пока мы не восстановим те структуры, которые требуются для обеспечения хотя бы минимально приемлемого уровня жизни, никто никакого отдыха не дождется. Ну, кроме, естественно, сна. Кто не согласен — немедленно уходите, куда глаза глядят. А остальные сразу же пусть приступают к работе. Так что будет не до отдыха — обещаю вам!
Толпа глухо заурчала, а затем покорно притихла: никаких выкриков с мест больше не было слышно.
— А теперь, — продолжал наш лидер, — я скажу, пожалуй, самое важное. Хочу, чтобы вы все выслушали напряженно и внимательно. Многим, знаю, не понравится то, что я сейчас скажу. В прежние времена принято было заботиться о больных, слабых, старых. Не буду говорить о том, сколько сил и ресурсов на это тратилось — сами знаете. Но никакие прошлые войны прошедших лет не идут ни в какое сравнение с теми испытаниями, которые выпали нам на долю. Вы понимаете это не хуже меня! Все сгорело. Все разрушено. Можем ли мы в таких нечеловеческих условиях тратить наши скудные силы на поддержание человеческого балласта? А? Я спрашиваю! И отвечаю — нет, не можем! И вы все, думаю, понимаете, что это так! Поэтому оставим весь этот так называемый гуманизм прошлых веков и начнем строить новое общество на новых моральных принципах. Если будем поддаваться жалости и распускать слюни — погибнем все, а будем работать на выживание сильных, жизнеспособных — глядишь, возродим жизнь и цивилизацию. Поймите правильно — я не призываю никого специально умертвлять. Просто предупреждаю: наших скудных ресурсов на всех не хватает, поэтому больным и немощным — любого возраста — выдавать еду и воду в последнюю очередь, по остаточному принципу. Пусть надеются на себя и только на себя. Все ясно?
Помню, толпа в этом месте глухо заворчала, опять послышались какие-то выкрики, в которых сквозило возмущение. Тогда от нашей группы «близких» отделилось несколько человек, они направились в гущу толпы, и крикунов быстро успокоили. Артем немного помолчал, дождался тишины на площади и продолжил:
— Предупреждаю: мародерство и воровство не допускается категорически! Если о ком-то узнаю, что он крадет или силой отнимает у других еду, воду, одежду и прочее, необходимое для жизни, тот пощады не жди! Это — как гангрена, которая расползается и в результате губит весь организм! Поэтому все подобные поползновения надо давить в самом зародыше! Наказывать за такое будем жестко! Согласны?
Народ на площади одобрительно загудел — это понравилось. Артем кивнул, явно довольный такой реакцией. Потом откашлялся, опять поднес ко рту рупор и сказал:
— Думаю, практически все собравшиеся понимают: порядок в нашем обществе мы должны поддерживать строжайшим образом. Поэтому в самом скором времени мы создадим команду, которая будет внимательно следить за настроениями в народе, за поведением каждого и общей дисциплиной. Эти люди обеспечат нам спокойствие и порядок, который сейчас нам важен, как ничто другое. Если видишь, что сосед нарушает наши правила, для начала его одерни! Можно и физическую силу применить, только не злостно и с осторожностью. Но если и это не подействовало, тогда можно будет позвать на помощь кого-то из этой команды, а в особо запущенных случаях — даже и мне пожаловаться.
Тут в толпе что — то неясно промычали, явно было, что не все остались довольны перспективой создания такой команды. Хотя всем была понятна ее необходимость, что сейчас мы все должны быть собраны в единый кулак, дисциплинированы, сосредоточены.
Вот так, с создания группы ребят, контролирующих порядок и изучающих настроения людей, началась история нашего ЦИННа. Теперь-то его сотрудники обладают невиданными супертехнологичными средствами для осуществления своих целей, а тогда тем, первым, приходилось ой как нелегко — надо было ненавязчиво следить, незаметно слушать, внимательно и с пониманием дела оценивать услышанное.
Время шло, Ана-а-1842 продолжала читать свою оду, и я вдруг почувствовал, что ее монотонный голосок нагоняет на меня сон. Незаметно для самого себя я на минутку отключился, и мне привиделось величественно-мрачное здание Храма Справедливости, которое у любого, без исключения, жителя нашей любимой Столицы вызывает одновременно восхищение и трепет. Нет ни одного человека в нашей Отчизне, который бы не знал, что за этими глухими, без окон, стенами вершатся великие дела.