Антикварщики

– Как внучку… Кстати, чем тебе плохо со мной, принцесса?

– Мне хорошо, – она погладила Яго по плечу. – Но обидно, когда тобой играют как куклой.

– Это твоя судьба, принцесса, – жестко произнес Яго, расставляя все точки над «i». – Может, Седой просто хотел, чтобы я побегал за несуществующими богатствами. Чтобы выставить меня полным болваном.

– По-моему, нет.

– Почему? Он всю жизнь развлекался, заставляя метаться людей, дергая за ниточки. Такого массовика-затейника среди воров больше не знаю.

– Я его не так долго знала. Но мне кажется, он не стал бы гонять людей впустую. У него был бзик – выигрыш в любой игре должен быть уплачен. Если он пишет на конвертах: «Получишь приз» – значит, приз есть.

– Надеюсь, – кивнул Яго и искоса посмотрел на Лизу. Он еще раз убедился, что она совсем не простушка, а девочка с понятиями. И с ней надо держать ухо востро. – Значит, Седой хочет посмотреть, хватит ли у меня терпения тянуть сеть до упора? Хватит!..

Вечером к математику, придумывающему очередную головоломку, вновь заявились бандиты.

– Новая работа, Ломоносов, – Яго протянул цветную ксерокопию карты Ленинградской области и листок, заполненный цифрами.

– Что это? Шифр?

– Наверное. Сломай его. Гонорар увеличиваю в три раза.

Деньги были более чем приличные. Но вид бумаги с шифром оглоушил математика. Желудок подвело куда-то к горлу. В ребусе есть что-то шутейно-веселое. Он не воспринимается как вещь серьезная, даже если его притаскивают такие громилы. Но шифр… Тут невольно выстраивается длинная очередь воспоминаний о прочитанных шпионских и мафиозных романах, бьются в уме обрывки фраз: «Он слишком много знал», «Закон молчания», «Он умер, чтобы больше никому ничего не сказать». Как назывался этот способ, когда во времена сухого закона в Чикаго жертвам заливали бетоном ноги, прежде чем утопить в море – чтоб не всплыли?

– Я не могу, – собирая жалкие остатки решительности, произнес математик – как в зимнюю прорубь с вышки прыгнул. – Я отказываюсь.

– А от жизни ты тоже отказываешься, Ломоносов? – хмыкнул Яго. – Не дури. Работай и не волнуйся. Решишь задачку – и нас больше не увидишь. А чтобы ты уютнее работал, я тебе мальчика оставлю, – показал он на мордоворота с физиономией размером с большую сковороду и такой же по форме.

– Зачем? – сдавленно произнес математик.

– Не хотелось бы, чтобы хоть слово вылетело за пределы квартиры. Еда или что еще – мальчонка звякнет, привезут мигом. И не ленись, Ломоносов.

Яго хлопнул математика ладонью по плечу и удалился. Мордоворот устроился в кресле и погрузился в изучение книги Ильи Деревянко «Беспредельщики».

Яго позвонил на следующее утро:

– Ну как?

– Штучка замысловатая, – сказал математик. – Не очень сложная, но надо поработать.

– Когда сделаешь?

– Два-три дня.

– Давай, Ломоносов…

* * *

Мы с Железняковым и Симоновым вернулись из клуба с вечера, посвященного памяти погибших сотрудников милиции. Настроение было обычное после подобных мероприятий – тянуло крепко надраться. Вдовы со слезами и упреком в глазах, дети с умным и грустным взором. Речи, что память о погибших товарищах жива в наших сердцах. Фраза затасканная, но ведь действительно жива эта память. Многих из этих ребят я знал. Со многими работал плечом к плечу. Воспоминания о них – моя боль. Боль личная, непроходящая. И малоподходящая для массовых мероприятий.

Последовавший благотворительный концерт испортил настроение вконец. Модная певичка делала скорбное лицо и сама готова была поверить в свою скорбь. Но мы-то, сидящие в зале опера, знали, что ее любовник и покровитель – один из известных московских преступных авторитетов. Народный артист прекрасным голосом пел патриотические песни и тоже скорбел о сотрудниках, павших на боевом посту, как он там пел: «За каждого из нас, простых людей». Но мы, опера, знали, кто он такой, этот увенчанный титулами и званиями член общественных советов МВД и ГУВД, видный деятель культуры и российского бизнеса. Нам-то известно, что долгие годы он практически являлся официальным ходатаем перед властями от имени воротил преступного мира. И хотя в пространных интервью по телевизору он рассуждал о кознях и поклепах врагов, кому, как не нам, знать, что это именно его кореша и социально им близкие режут финками, стреляют наших боевых товарищей, о которых артист льет крокодильи слезы. Помню, как красиво и проникновенно он пел на концерте, посвященном юбилею МУРа. А когда спросил, какую еще песню исполнить, наши ребята из зала дружно закричали:

– «Мурку» давай!