Антиквар

Костыль, конечно, потихонечку искали — но этому, во-первых, старательно препятствовала гретая купцом полиция, а во-вторых, поди найди его на десяти гектарах дикой тайги. Где-то через годик отступились последние разочарованные кладоискатели, и прошёл слух, что Зайцев всё набрехал, никакого костыля нет и в помине.

Десятилетний юбилей забития костыля пришёлся на то время, когда в Шантарске уже прочно сидели большевики, а Зайцев не менее прочно обосновался в Харбине — так что никакого торжественного явления килограмма золота горожанам, как легко догадаться, не произошло. А вскоре о костыле забыли начисто, потому что хватало более насущных житейских проблем. Нынешние краеведы поголовно были солидарны с теми, кто считал эту историю чистой выдумкой склонного к саморекламе купчишки — но Смолин-то прекрасно знал и того человека, который одиннадцать лет назад костыль всё-таки обнаружил, и того, кто им ныне владел: понимающий был мужик, переплавлять-продавать и не подумал, держал в стеклянной витринке, где имелось ещё немало ценного как с исторической, так и с практической точек зрения…

Он медленно шагал где по тропинкам, где без дороги, пытаясь всё же собрать смутные детали в нечто целое.

Что мы имеем? А имеем мы ситуацию, когда, переиначивая заголовок какого-то классического английского детектива, слишком много Врубелей. Точнее, Врубель-то один — но он и там и сям, куда ни глянь, причём, что любопытно, все поголовно в дерьме, а Врубель-то регулярно в белом…

Врубель продал Шевалье револьвер, из-за которого разгорелся весь сыр-бор. Совпадение.

Врубель — единственный, кто избежал вторжений-обысков. Случайность.

Врубель — один из немногих, кто знал о поездках Вовы Багдасаряна, порою вплоть до точных адресов. Ещё одно совпадение.

Не много ли совпадений и случайностей на один квадратный метр? Но, с другой стороны, откуда взять конкретные улики? Таковых, строго говоря, абсолютно не имеется…

— Эй, дядя!

Едва не споткнувшись от неожиданности, Смолин остановился и поднял голову — а в следующий миг прямо-таки покривился от отвращения: настолько пошло и вульгарно, что блевать тянет…

Дорогу ему преграждали три экземпляра мужского пола — и, судя по тому, как они разомкнулись, чтобы один торчал на пути, а двое других отрезали отход справа-слева… да уж, судя по диспозиции, они не собирались спрашивать дорогу в консерваторию или проводить среди Смолина социологический опрос в связи с глобальным потеплением. Самые обыкновенные ребятки, ярко выраженной славянской внешности, не амбалистые и не хилые, стандартные. Никак не походило, что они пьяные — а впрочем, с молодым поколением нынче решительно ничего неясно, в каждом может сидеть по шприцу какой-нибудь гадости…

Они остановились так, что любому оставалось сделать один-единственный шаг — и выйти на дистанцию кулачного удара. Пока что в блудливых ручонках у них ничего не появилось, но ожидать следовало всего. Страха Смолин, разумеется, не испытывал, чтобы его напугать по-настоящему, требовалось нечто большее — но отнестись к происходящему следовало серьёзно. Как выражается Глыба, нынче все понятия перепутаны, будто клубок шпагата, с которым пьяный кошак игрался. Лет тридцать назад ещё можно было предсказать со стопроцентной почти вероятностью, когда тебе собираются просто-напросто вывернуть карманы, когда — зубы повыбивать из пьяной удали, да этим и ограничиться, когда есть серьёзный шанс опасаться за жизнь. Нынче, увы, никаких чётких правил не существует, произойти может что угодно и закончиться чем угодно…

Пауза — а также и вся мизансцена — что-то затягивалась, и Смолину именно это начинало не нравиться…

— Ну что, юные пионеры? — спросил он, чтобы немного прояснить ситуацию. — Сигаретку нужно, или «скоко время»?

Он уже успел запомнить всех трёх — авось, пригодится когда-нибудь. И вновь подумал, что они чересчур невозмутимы, немногословны, неподвижны для мелкой шпаны, всё равно, трезвой, пьяной или уколотой…

— Слышь, дядя Вася, — сказал, таращась в глаза Смолину с наглой улыбочкой тот, что помещался посередине. — Ты, говорят, мужик неглупый…

«Так-так-так», — сказал себе Смолин. И даже, вот смех, испытал нечто вроде облегчения, чуть ли не радости: аморфные угрозы без имён и лиц вдруг материализовались, хоть и самую чуточку. Шестёрки, конечно, но всё ж — кое-какая ясность появляется…

— Допустим, — сказал он спокойно, чуть касаясь подушечкой большого пальца выступа на головке трости.

— Ну тогда пораскинь мозгами не на травку, а в голове, — проговорил здоровяк в синей футболке тоном, который ему, очевидно, представлялся крайне грозным. — А то можешь мозгами и по стенам раскинуть…

— Короче, чадушко, — сказал Смолин.

— А если короче — живи скромнее и не суйся затычкой в любую дырку. Понял?

— Совершенно не понял, — сказал Смолин. — Интересно, где я вам дорогу перешёл?

— Ты нам, старый хрен, дорогу перейти не в состоянии, — обиделся, сразу видно, главарь. — Дорогу ты перешёл серьёзным людям, ясно?

— Это которым?