Они надеялись выжить, принося в жертву других. Но древний голод никогда
не насыщается. В живых не осталось никого…
Те коконы из простыней, — вспомню я рассказ Сашки Брылева. – Их сделали
они…
Женька пристально поглядит на меня и кивнет.
— Они делали это потому, что были должны.
— Откуда вы знаете это?
Шерлок потупит взор, но Женька все так же будет пристально смотреть. И,
когда я попытаюсь повторить свой вопрос, чья-то сильная пятерня сожмет мне
плечо. Я вздрогну и увижу над собой нависшую кондукторшу. Ее толстые губы,
намалеванные красной помадой, будут лосниться и чмокать, когда она с
тщательностью, по кругу, будет пережевывать потерявшую вкус жвачку.
— Просыпаемся, — скажет она. – Приехали.
С ужасом я посмотрю в окно и увижу привокзальную площадь.
— Спасибо, — я приподнимусь, и она отпустит наконец мое плечо. – Я
задремал.
Быстро я заброшу сумку на плечо и покину троллейбус. Женька с Шерлоком
выйдут следом, но остановятся, и я пойму, что дальше пойду один.
— Когда умираешь во тьме, смотреть больше некуда. Тьма показала нам все,
— услышу я запоздалый ответ. И скажу то, что шептал в детстве, просыпаясь в
поту.
— Мне так жаль, что я оставил вас там. Что не вернулся помочь…
— Ты пойдешь туда и освободишь нас. И освободишься сам.
Вокзал в моей памяти всегда был шумным, с вечно распахнутыми дверями.
Таким он и останется – есть места, которые не меняются. Ускорив шаг, рывком я
протолкнусь через студень толпы, оказавшись у переходного моста. Здесь, в
стороне от вокзала, будет спокойно и тихо, и я сумею передохнуть.
Надо же, — подумается мне при взгляде на лестничный каскад. — В детстве
я взлетал на него, прыгая через несколько ступенек. Теперь придется держаться за
поручни.
Все будет просто – я поднимусь на мост и увижу его. Он будет стоять все там
же, на запасных путях. Как молитвенный камень древних: таинственный и
неприкосновенный.
Так близко, — подумается мне. И первое, что придет в голову: я ни за что с
ним не справлюсь. Трусливым мальчишкой я убегал отсюда, а вернулся почти
стариком. Но вагон за это время ни капли не постарел. Словно то, что в нем
поселилось, наделило его бессмертием.
Сбежать?
Я усмехнусь.
Куда?.. Моя настоящая жизнь закончилась пятьдесят лет назад, в том вагоне.
Все, что было после – я украл. Своровал у мертвого друга, надеясь, что никто не
заметит. Я буду должен пойти туда – спуститься по другую сторону моста,
отыскать дыру в заборе и, опустившись в тени ясеня на колени, достать из сумки
ружье с патронами. Разложить их перед собой на траве, как продукты в час
обеденного пикника, и, не торопясь, одну за другой, вставить гильзы в окно
ствольной коробки. Наполнить магазин шестью патронами и с силой передернуть
цевье. Упереть ружье прикладом в землю, а потом немного посидеть в тишине.
Подумать о том, что я все делаю правильно: время разбрасывать и время собирать.
И, когда ритуал будет завершен, все, что мне останется – дождаться его. Для
грузного и неуклюжего мальчишки, каким Жижа был всю свою недолгую жизнь,
он появится незаметно. Будет стоять под палящим солнцем, на другой стороне
железнодорожного пути – и я спрошу его.
— Зачем ты пошел туда?
Но зачем мухи летят в лапы к паукам? Есть вопросы, которые мы тащим за
собой всю свою жизнь. Как древние рабы, возводящие каменные памятники
царям, волочем в гору их тяжелые плиты. А когда затаскиваем наверх – ни один из
ответов не может нас удовлетворить.
Жижа не ответит мне. Лишь молча посмотрит в сторону вагона.
Мы все мухи, — подумается мне. – Летим в расставленные сети.
— Это… существо…оно там?
Жижа кивнет, и я пойду по шпалам к вагону. Взберусь по ржавым ступеням в
тамбур и встану перед закрытой дверью, нацелив на нее ружье.
Оно будет ждать меня, я знаю это. Я сотню раз видел это во снах.
С силой я возьмусь за латунную ручку двери и с грохотом откачу ее в
сторону. И точно знаю, что успею выстрелить, когда, бледная, измазанная детской
кровью тварь бросится на меня из темноты.